ПЕЧЕРСК


Щекавица 2

Щекавица 2

Ересь о Киеве, Петр Семилетов 2015

Был ли Босой старообрядцем, раз могила его в старообрядческой части? Нет, прах перенесли в 1935 году, когда сносили основной участок кладбища. Босой завещал похоронить себя на Щекавице. Его могила еще в 19 веке служила местом паломничества. С нее брали землю, потому она постоянно выглядела взрытой. О встречах с Босым и его поступках писали в журнальных статьях Максимович и Аскоченский.

Лет сорока отроду этот странный человек, прежний мещанин, обыкновенный семьянин стал юродствовать. Скитания привели его в Киев. Одной из особенностей Босого была способность называть незнакомых людей по именам.

Но про кладбище на Щекавице! Руки стали чесаться уничтожить его еще в 1930-х. Хотели разбить парк, как это удалось провернуть с кладбищем у Аскольдовой могилы. Однако, снесли церковь, могилы вокруг, а до парка руки не дошли.

После войны, в 1951 году на кладбище началось строительство вышки-глушилки для подавления радиоэфиров вражеских «голосов», которые после Великой Отечественной войны со рвением принялись убеждать советский народ в том, как плохо он живет. Тоталитарное государство во всесильной злобе своей наделяло трудящихся квартирами, бесплатно их лечило и учило. Отец мой рассказывал - слушал как-то один из «голосов», а там передают, что в Киеве эпидемия и на улицах лежат горы трупов. Выглядывает в окно - да нет, никто не лежит. После этого он ловить «голоса» перестал.

По какой-то безумной причине вышку понадобилось строить именно на Щекавицком кладбище, так же как и сооружать военную часть на соседнем кладбище сверху Замковой горы, телевизионную вместо Еврейского кладбища, участок вьющихся растений в ботсаду на другом Еврейском кладбище, Институт проблем прочности на огромном погребальном холме Братского кладбища, жилой квартал на Воскресенском кладбище, больницу на части Зверинецкого кладбища. Будто полагают, что на костях строить крепче, стоять будет дольше? Такое варварство - не единоличное решение какого-то заоблачного дяди, а негласный сговор разных «авторов проекта», архитекторов и непосредственных строителей. Все они, получаются, одобряют и поддерживают. Не их родичи там покоятся.

В Питере есть площадь Александра Невского, около Тихвинского кладбища. На северной его околице похоронены композиторы «могучей кучки» - Мусоргский, Балакирев, Бородин, Римский-Корсаков, рядом же могилы Чайковского, Рубинштейна, Даргомыжского, Достоевского. Собственно, на Тихвинском кладбище много кто лежит из великих художников, композиторов, писателей, критиков.

В 1935-37 годах затеяли перепланировку площади и заодно устроили Некрополь мастеров искусств. Так вот площадь расширили, надгробные памятники Мусоргскому, Римскому-Корсакову, Бородину, Балакиреву перетащили в Некрополь, а сами могилы их закатали в асфальт, там сейчас автобусы стоят. Цвет композиторов всея Руси - под асфальт.

После пятидесятых на Щекавице осталось лишь старообрядческое кладбище, на западе горы, в части, выходящей в сторону оврага Юрковицы, а точнее к Волчьему яру. Сей отрог горы ранее тоже назывался Юрковицей, а потом его имя перескочило на соседнюю гору.

Снимок 2010 года.

В книге Александра Терещенко «Быт русского народа», вышедшей в 1847 году, в главе «Отправление Радунецких поминовений» - у нас их называют «гробками» - написано такое:

В Киеве сходились и теперь сходятся на гору Ще-кавицу не только простой народ, но и почтеннейшие граждане. Там сначала отправляют панихиды над умершими, а потом каждое семейство, сев в кружком близ родственной могилы, поминает родителей, родственников, друзей, знакомых и все, что дорого для их сердца.

Едят и пьют за упокой, желают усопшим Царствия небесного за их добрые дела; прощают нанесенные им обиды, не желая препятствовать им идти прямо в рай, и просят их не препятствовать им. Когда немножко поразгуляются, тогда заставляют семинаристов или учеников бурсы петь духовного содержания стихи, но печальным и погребальным напевом.

Это так трогает настроенную их чувствительность, что они для удержания своих слез запивают горе вином, произнеся: «О, як оце жалостливо! Сховав риднего и ридненьку, хтож мене приголубе? Чи чуете вы, мий батеньку и моя матусенька? Чи вам там лучте, чи нам тутечки?». После многих возгласов старший из поминальщиков обращается к плачущим и говорит: «Давайте ж скорее чарку горилки - уто-лым горе!». Когда и это не помогает, тогда обращаются к скрипачам и говорят: «Музыка! Нутеж заиграйте, да так, щоб плакало усе навзрыд». Скрипачи играют заунывные или похоронные песни, и все плачут. «Годи! Чи перестанете ж играты? Не бачете, як вси взрыдалы, мов с изнова риднего хоронют». Скрипачи начинают играть веселые, и все, забыв горе, бросаются вприсядку.

Поминки обращаются в безотчетный разгул, который иногда продолжается всю ночь. На другой день говорят только: «Ой, болит моя головонька». Чтобы прогнать головную боль, похмеляются; похмелье иногда длится несколько дней сряду. Почти то же самое происходит в Полтавской, Черниговской и Харьковской губерниях.

Восточная часть Щекавицы обычно отождествляется краеведами с местностью Бискупщиной. Название это упомянуто лишь в книге Закревского, в земельных документах я его не встречал. На горе и около, во время владычества Литвы с Польшей были земли, дом и острог бискупа - епископа. В жалованных грамотах можно видеть Бископскую бакшту, Бископский шлях, дом, острог, грунт, но никогда не Бискупщину.

Однако я не договорил об Олеговой могиле. Где же её искать? Сей вопрос беспокоил многих. Максимович в письме Погодину «О горе Щекавице» говорит о своем посещении горы в 1856 году для поиска этой могилы:

И встретился нам, среди несметного множества могил позднейшего времени, презанимательный жилец соседнего удолья. Он привел нас к площадке на северо-восточной стороне горы, и сказал: «Тут была могила Олега!» - сказал с уверенностью, живо напомнившей мне покойного Кондратия Андреевича Лохвицкого. Что же это указание любопытного киянина: местное предание или недавняя выдумка?

Упомянутое Максимовичем место - резко очерченный, явно при участии человека - отрог, почти правильным треугольником вписывающийся между улицами Фрунзе и Нижнеюр-ковской. Туда можно попасть вскарабкавшись на несусветную высоту с задворков Нижнеюрковской, либо, что гораздо проще, идти по Олеговской, миновать вышку, а затем свернуть возле дома номер 36, перед довоенной школой, в переулок. Шагать по нему до конца, вдоль малоэтажных старых домов 38, 40 и вперед к гаражам. Между гаражами проход - туда и дальше.

Ноябрь 2013 года.

Этот участок горы, если двигаться по Фрунзе к Нижнеюрковской, проглядывает позади зданий, будто обтёсанный великанской лопатой. Фотография сделана с обратной стороны. Местность ископана черными археологами. По склону в траве протоптаны тропки - одни невидимые, но ощутимые ногами, другие столь давние, что глубина их в глинистом грунте доходит до щиколоток. Мы сняли это место на видео в серии «Киевской амплитуды» про Щекавицу.

Вершина представляет собой площадку достаточно обширную, чтобы в древности на ней были постройки - град Щека. Установлен некий современный крест, и странное сооружение из тяжелых бетонных блоков, доставленных сюда не иначе вертолетом, ибо грузовик не проедет. Виднеются ямы - вероятно занятые ранее фундаментами домов или погребами.

Чуть дальше поворота от Олеговской улицы к этому месту, к Олеговской присоединяется Лукьяновская - и дальше общая дорога продолжается на запад уже как Лукьяновская. У перекрестка есть заасфальтированный мыс с обрывом, обращенный к «новой» Юрковице - здесь до 1940 года был татарский базар Шурум-Бурум. На восток от него - современная мечеть и давнее татарское кладбище, а уже после него - старообрядческое.

Параллельно нынешним Нижнему Валу и Глубочицкой, по холму, устремленные наверх Олеговскую и Лукьяновскую пересекала еще одна улица, Черный яр. Она же стыковалась с Лукьяновской еще в одном месте, западнее, подходя к ней внизу посередине между старообрядческим и обычным кладбищами.

Следы улицы Черного яра отчетливо сохраняются по 2014 год, на юго-запад от первого поворота Олеговской, за домом Нижний вал, 11. На советской карте 1991 года Черный Яр обозначен улицей Мирной. Этим названием на дореволюционных и начала 20 века картах обозначена короткая улица от Глубочицкого шоссе наверх к Лукьяновской. Жителям улицы Черный Яр не нравилось именование «Черный Яр». Слишком мрачно. И в 1910 году, по просьбе местных, улица Мирная вобрала в себя большую улицу Черный яр и обе улицы стали единой - Мирной.

Еще в 1980-е, примыкающая к Щекавице сторона улицы Глубочицкой - до перекрестка со Смирнова-Ласточкина и дальше по ходу улицы, да параллельная ей Мирная были застроены жилым домами до четырех этажей, но больше по одному-два. Многие здания соединялись впритык. Парадные с деревянными воротами, деревянные же узорчатые обода оконных рам. Почти перед каждым домом - узкий дворик, упирающийся в невысокую опорную стенку, а уже за нею -тротуар улицы. Таким образом первые этажи зачастую были ниже тротуара.

Сейчас там, под крутым склоном Щекавицы - пустыри. Первыми из строя выбыли дома ближе к Житнему рынку, а точнее к автовокзалу «Подол», над которым в 2014-м нависла угроза сноса. На этом месте было прежнее здание базара, приземистое, с полукруглой колоннадой, выходящей к улице Верхний Вал. От прежнего рынка уцелело строение, в котором и поместился автовокзал. Остальное было снесено в 1980 году, причем напротив, под Замковой горой, уже стоял современный новый рынок. А между ними, в небольшом сквере торчали в небо худые тополя. Гремели мимо трамваи.

На снимке 1946 года ниже, сделанном с Киселевки, прямо за левым куполом Воздвиженской церкви - упомянутое мною начало Глубочицкой, и за нею - Черный яр или Мирная. Здания УТОС слева еще нет. Справа ближе к нам, наискось -склон Замковой, дальше впереди, двумя плоскими подошвами - Щекавица, слева сбегает один из мысков Кудрявца.

Если по Лукьяновской, от Нижнего вала подниматься к Олеговской, то по правую сторону есть, срезая угол, лестничка, проход наверх к Олеговской, напротив нынешних домов

32-Б, 32 - существует издавна, по крайней мере с середины

19 века. На 2015 год окрестности охвачены строительством, склоны разрыты.

В девяностых я много ездил к бабушке на Лукьяшу с Подола, восемнадцатым трамваем. Улица Глубочицкая менялась на моих глазах. Исчезла фабрика игрушек «Победы», имени Карла Маркса, в здании под номером 40. На повороте около завода «Электроприбор», когда улица берет вверх, в вагон проникал мягкий и теплый спиртовый дух - дрожжевого завода. Пару веков назад там был на пруд на речке Глубочице, а затем водочный завод Чоколовой. В 2014 году здесь, между Глубочицкой и Татарской улицами - огромный пустырь.

Трамвай ездил и ездил, а крутые берега улицы ограждались зелеными заборами. И вырастали за ними не деревья, но здания. И не стало видно склонов, а только бетонные этажи загромождали небо. Прежние строения выбивались, получался пустырь, уходящий вглубь, на склон, от улицы прочь. Сразу обносился он металлическим забором, а в будке селился охранник. Пущать не велено! Частная собственность.

А здорово было кататься поздней осенью, вечером, и глядеть в окно. Возвращаюсь на Подол. Старые здания в желтом фонарном свете. Поднимались сутулые горы. Холодный ветер сорвал с тополей почти все листья. Можно представлять, что бежишь рядом с трамваем, с несусветной скоростью, перепрыгивая преграды. «Улица Солевая!» - объявляет водитель. Сколько разных остановок было, а запомнилось только «улица Солевая!». И однажды в начале Олеговской возвёлся чудесным способом дом, который мы с братом окрестили «замком Дракулы». Всё гадали, кто там живет? Давно не ездил я по Глубочицкой на трамвае. В последний раз шел по ней пешком, но люди казались лишними. Река машин посередине, припаркованные машины на сером асфальте, многократно отраженный и усиленный берегами автомобильный гул, пыльные тополя.

На западе, у Лукьяновки, уже трудно разделить местности Щекавицы и Юрковицы. Это в окрестностях улиц Старая Поляна и Соляная. Соляная названа так потому, что раньше тут были солевые колодцы. Их засыпали в первой четверти

20 века. На 2013 год, только северная часть улицы сохранила первозданный вид со старыми домиками. Но всё больше их лежало в развалинах за обочиной, а мимо, по узенькой дороге без тротуара, проносились автомобили.

С запада - спуск по заросшей диким виноградом лестнице от частного сектора на Печенежской, вдоль некоего ручья в коллекторе. Около крутого подъема к Лукьяновской - новостройки. Затем Соляная идет в глубоком овраге, в направлении Глубочицкой через гаражный кооператив и промзону (завод «Электроприбор»). Предположу, что ручей некогда протекал в этом удолье и впадал в Глубочицу. На месте промзоны, еще в 1970-х был частный сектор с переулками Соляным, Вишневым и Перекрестным.

Примерно до 1940-х Соляная носила имя Саксоновской, а еще ранее - Саксонский яр. В связи с этим названием предполагают, что рядом было кладбище, где хоронили пленённых в ходе войны 1812 года саксонцев. Пленных немецких и французских офицеров в Киеве тогда появилось великое множество. Они лечились от ран, ходили на балы, вдоволь ели и пили вместе с такими же идущими на поправку офицерами русскими. Генерал французский Рапп и саксонский Эргард влились в светское общество, рисовали картинки да писали в альбомы стихотворения. Часть пленных затем подалась в учителя и гувернеры.

У меня есть другая версия. В 19 веке в Киеве жил и имел немалый общественный вес генерал-фельдмаршал Фабиан Готлиб фон дер Остен-Сакен, чью фамилию часто сокращали до простого Сакена, и порой добавляли в нее лишнее «с» - Саксен. Даже у Михаила Максимовича в автобиографии встречаем такое написание. Быть может, Саксен владел тут землей, и потому яр назвали Саксонским.

Отрезок Лукьяновской около жилых домов 11, 9, 7 - вдоль знаменитой стены с граффити - это бывшая улица Чмилев яр. Раньше, наверху, где Лукьяновская поворачивает на восток, был перекресток. Старая Поляна с севера соединялась тут с Чмилевым яром (шедшим дальше на юг) и отходящей к востоку Лукьяновской.

Волчий яр, вопреки мнению, что он на повороте Глубочицкой и между нею и Татарской, да вопреки мнению, что по нему проложена Соляная - находился в другом месте. Так именовали яр под горой непосредственно к северу от Лукья-новской улицы и к западу от Старообрядческого кладбища. Северная сторона Волчьего яра ограничивалась улицей Ниж-неюрковской. Волчий яр примыкал к Чмилеву Яру. Волчий яр входит в состав урочища Юрковица. Отрог горы за старообрядческим кладбищем, который считается частью Щекавицы, раньше именовался Юрковицей, позже название это перешло на соседнюю к северу, Лысую гору.

Название Щекавицы принято считать производным от Щека.

Некоторые исследователи решили, что слово «щекот» (значащее заливчатое пение птиц, например соловья) - это старинное слово, самого соловья обозначающее. И что-де гора Щековица значит Соловьиная, что там соловьи пели.

Существует еще любопытная история о Щекавице и окрестностях. Я пытался докопаться до источника, однако не смог. Историю эту я знаю по книге М. Возняка «Українські перекази» и отрывочным сведениям из статей. Сведения гласят, что в 19 веке фольклорист И. Трусевич со слов кобзаря Кирилла записал предание о трех князьях с именами Лукьян, Чикир-да и Скавика. Кто такой И. Трусевич? Мне это имя известно лишь по библиографии - в газете «Киевлянин» за 1868 год, из номера в номер печаталась его работа «Предания, поверья, пословицы и песни жителей Полесья». Возняк, вероятно, пересказывает записанную Трусевичем быличку. И вот каким образом:

СКАВИЦЯ

Старі люди кажуть, що тут був гріб князя Скавики. Скавика, Чикирда й Лукіян були начальники, названі князями, лицарського народу, якихось чорноморців, що, як хмари або як сарана, приплили з низу, від моря, до Києва. Усі три, разом зі своїми дружинами, поселились на київських горах, один коло одного. Кажуть, що князь Скавика мав дочку, молоду й зовсім непогану дівчину. На його двір збігалися лицарі й королевичі з усіх сторін світу й один перед одним старалися здобути руку княжни. Але найкращий, найхоробріший з усіх був князь Чикирда; для княжни вбогий її сусід був миліший від усіх багатств, від усіх корон і берел. Але хоч Скавика сам, як і Чикирда, був князем без князівства, бо стояв тільки на чолі кочовничої орди, все таки бажав собі кращої долі для своєї єдиної дитини та сподівався видати її колись за багатого заморського королевича.

А князь Чикирда посилав сватів, сам навіть падав до ніг Скавики, але це не помогло йому нічого: Скави-ка жартував собі тільки з бідного молодця. Нарешті вкололо Чикирду таке легковаження і поведінка гордого князька з ним, отже добув свій булатний меч і на ньому присяг помсту своєму ворогові. А князь Лукіян тим часом виглядав лиш відповідної і догідної хвилини, бо й він давно вже мріяв про те, щоб знищити сусідніх князьків і щоб самому заволодіти Києвом. Отже як тільки ворожі дружини напали на себе, Лукіян мінами висадив частину військ обої князів у повітря, а решту знищив мечами. Скавика й Чикирда відгадали намір Лукіяна й, подавши собі руки, з'єднаними силами напали на свого спільного ворога. Але більша частина їх військ згинула вже від мін. Отже по довгій й кривавій боротьбі з'єднані дружини враз із своїми провідниками зостались на полі бою.

А найгірший з трьох був Лукіян; він не щадив навіть жінок і дрібних дітей, саму гарну дочку Скавики вбив своєю власною рукою. Тіла провідників похоронили на двох сусідніх горах, а Лукіян лишивсь єдиним володарем Києва.

Глибокі печери на Лукіянівці покопали Лукіянові дружини. Кажуть, що пізніше, в часі нападу татарів, вони служили за сховок для бідних киян, бо невірна татарва гнала молодших і сильніших в ясир, а решту забивала на місці. Їх орди ставали звичайно обозом за містом, бо в місті не було місця для них: огонь пожирав усе до грунту. Місцевість, в якій татари розбивали свої намети, служила їм тільки для складування здобичі і для варення харчів, тому й назвали її Приваркою.

Сделаю некоторые примечания. Местность Приварка - искаженное Приорка. Лежит на западе Оболонского района. Тут жил приор (настоятель) доминиканского конвента святого Николая, Петр Розвадовский.

Лукьяновка называется, как считают, от Лукьяна Александровича, цехмейстера подольских сапожников, здешнего жителя и землевладельца конца 18 века.

На Татарке (смежной с Лукьяновкой), нынешняя улица

Нижнеюрковская до 1837 года носила имя Чикирдин спуск. Чикирда - довольно распространенная фамилия, и спуск мог именоваться по землевладельцу, а вот значение слова неясно. Некоторые полагают, что оно образовано от среднеазиатского «чигиря» или «чикира», колесного устройства для подъема воды на высоту, чтобы поливать сады-огороды. А возможно чекирда - это искаженное «шакирд» (учащийся медресе, мусульманского учебного заведения). Не зря же местность -Татарка. Чикирдин спуск - Шакирдин спуск. Предположение.

Что в приведенной истории про Скавику от Возняка, а что от кобзаря или Трусевича, я не ведаю. И потом, не надо воспринимать кобзарей как особо правильных летописцев, выдающих точнейшие описания исторических событий. Творчество кобзарей было нескольких видов - народным, затем, из «ученокультурной» среды («господа» сочиняли думы и обучали им кобзарей) и, наконец, поддельным. Слишком мало данных, чтобы сделать вывод.

Судьба Щекавицы могла сложиться совершенно иначе. Гора бы теперь была музеем.

В 1861 году умер Тарас Шевченко и сначала его погребли в Питере. Но почитатели решили уважить стихотворное желание поэта быть похороненным на Украине. Спустя два месяца гроб вырыли, взломали, увидали, что плесенью покрылся Тарас. В другой, свинцовый заточили. Повезли.

Хотели похоронить в Киеве. Занимался хлопотами брат Тараса, Варфоломей. Хоронить собирались именно на Щекавице, но потом, опасаясь студенческих демонстраций при этом, решили устроить более келейное погребение при Выдубицком монастыре, переправив тело на лодке с левого берега, когда свинцовый гроб подвезут к Цепному мосту. 6 мая, в последний миг всё переиначили. Варфоломей объявил, что петербурж-ское общество настаивает, дабы по воле покойника могила была на горе между Каневом и Пекарями, на берегу Днепра.

Гроб с телом Шевченко после панихиды в Рождественской церкви (на Почтовой площади) по набережной перенесли к пароходу «Кременчуг», стоящему у Цепного моста. Так попрощался Тарас Шевченко с Киевом, в последний раз проплывая мимо мест, которые некогда рисовал.

И в Канев! Вопреки той же стихотворной воле «Як умру, то поховайте мене на могилі серед степу широкого», похоронили Шевченко не в степи, а на горе Чернечьей под Каневом, и не

на древнем кургане, а насыпав новый курган над гробом.

Кстати при жизни, с 1840-х, Шевченко часто бывал на Подоле, его хорошо помнили торговки-«сидухи» около Братства, грубо говоря, бурсы. И вот эти сидухи уже после смерти поэта рассказывали чудесное, будто ездит Шевченко по Подолу на белом коне.

Посмертно он, своей могилой, защитил бы Щекавицу от разорения.

Часть II

Кирилловские высоты


Назад----- Вперед







© Copyright 2013-2015

пишите нам: webfrontt@gmail.com

UA | RU