ПЕЧЕРСК
ІСТОРИЧНІ СТАТТІ
1824 года мая 25 дня, в день праздника Святого Духа, поутру мещанин киевский Василий Хащевский, идучи из Ки-ево-Подола на гору Старого Киева тропинкою, прямо к Михайловскому монастырю, и взошедши уже по тропинке, возле ограды монастыря наступил на выпуклый из впадины обнажившийся красный кирпич, от натиска его проломленный, и увидел, что то был горшок, разломил его покрышку и, усмотрев там блистающее серебро, вынул оное в платок. Но заметив между вещами церковные, немедленно представил сию находку в городовую полицейскую часть к приставу и потом полицмейстеру, а сей, пересмотрев у себя вещи и доведя до сведения г. губернатора, препроводил оные для описания к известному в Киеве любителю древностей М. Ф. Берлинскому, приказав вырыть и самый горшок, в коем лежали сии древности. По осмотре оных оказалось, что:
1- е) Горшок, в коем укладены были все сии вещи, сделан из красной горшечной глины в виде конуса или сахарной большой головы, обточенный горшечником рубчатыми концами по поверхности, а внутри гладкий и обожжен; глубина горшка 9 вершков, в верхнем широком отверстии — 5 вершков, а толщина черепка в полвершка, к верху сведен краями и наложен был покрышкою.
2- е) Под верхней покрышкой сего горшка положена была на вещах парчевая материя, вся истлевшая; из лоскутов оставшихся заметно, что она была шелковая, наподобие нынешних левантинов, протканная клетчатыми извивистыми золотыми узорами; нельзя отгадать, что составляли сии лоскуты — воздухи ли церковные, на сосуды налагаемые, или какую церковную пелену, или омофор архиерейский?
Под сим парчевым покровом положены были следующие вещи:
3- є) Серебряный на подножке потир, или напрестольная чаша низкая; по четырем сторонам ее выпуклой чеканью изображения в кружках: а) Спаситель, правою рукою благословляющий двумя последними перстами, к большому преклоненными, а указательный и средний — стоящие, левою же рукою держащий Евангелие, по сторонам Его надпись PC, XWP, греческими буквами, б) Божья Матерь с воздетыми вверх руками без Младенца; по сторонам Ее надпись М™Р, Г V, в) Иоанн Златоуетый в омофоре на фи-лони, без митры на голове, правою рукою благословляющий сложением перстов четвертого, преклоненного, к большому, в указательный, средний и мизинец — стоящие; левою рукою держащий Евангелие; по сторонам сего надпись Р(Д ХР, г) Иоанн Предтеча, правую руку имеющий перстами двумя средними с большим сложенную, а указательный и мезинец стоящие, в левой же руке свиток. По краям сего потира вырезаны большими заглавными буквами по-гречески известные Христовы евхаристические слова: «Пийте от нея вси» и проч. Как изображение ликов, так и края были вызолоченные, но от долгого, вероятно, употребления, позолота поистерлась. Весу серебра в потире с подножкою 68 золотников.
4) Серебряный дискос представляет одну тарелку без подножки (как обыкновенно бывало в древних напрестольных сосудах) в поперечнике 42/3 вершка. По краям тарелки вокруг вырезаны такими же буквами, как и выше показанные, Христовы евхаристические слова по-гречески: «Приими-те, идите: сие есть тело мое» и проч.; по середине тарелки в кружке такое ж изображение Божьей Матери, как и на чаше, и так же вызолочено, как и края. Тарелка сия была на самом дне сосуда и согнута для тесноты дна горшка, почему несколько сломалась; весу в ней серебра 25 золотников.
5) Круглая икона в виде медальона, подобная архиерейской панагии, самого чистого золота, в поперечнике 13/4 вершка, с обручем, сканною работою испещренным, несколько выпукла с лица, на коем по финифти изображен золотыми просвечивающимися со дна чертами Спаситель, одною рукою благословляющий, как и на потире, а^в левой держащий Евангелие; по сторонам Его надпись 1~С, Х^Р. Вокруг по обручу между сканных фигур 10 камешков рубинных и бирюзовых. А около всего изображения была круговая нитка жемчугов или других каких каменьев. Вверху панагии ушко пуговичное со сквозною дырочкою для цепочки или шнура, а на оси его две жемчужины; задняя сторона, судя по оставшимся на обруче скважинам, была какою-нибудь дощечкою закрыта; но закрытии сей при описи не оказалось. Весу золота 123/4 золотника.
6) Другая такая же золотая панагия меньше, в поперечнике Iі/2 вершка, совершенно подобной фигуры и украшений, с такою же сквозною пуговкою; на ней изображен какой-то лик юноши без подписи, в хитоне, по красной финифти испещренном сердечками, правою рукою прижавший к груди крест четвероконечный, а левою щит; по окружению около головы несомнительно, что это святой, а по кресту, червленному хитону и щиту— мученик. Весу в сей иконе золота 91/2 золотников, задней крышки также нет.
7) Крестик равносторонний менее вершка, вырезанный гладко из мрамора, а по концам оправленный золотыми накладками под белою финифтью, на одной стороне по накладкам изображены надписи 1C ХР крестообразно, а на
обороте по концам крестообразные фигурки, между коими в середине была золотая дощечка с греческою надписью, уже изломавшаяся; по оставшимся буквам не можно отгадать, что было написано; вероятно, под сею дощечкою или на ней вделаны были какие-нибудь мощи, вверху крестика на накладке — ушко для цепочки или шнурка. Весу в накладках 2 золотника.
8) Две серебряные, круглые, густо вызолоченные серьги, на обе стороны выпуклые, внутри пустые; вверху имеющие желобины с отверстием, каждая в поперечнике один вершок; под желобинами у каждой серебряная же позолоченная дужка, а к ней кольцо, открывающееся для закладывания в ухо, на сем кольце по три сквозных пуговички серебряные, позолоченные, испещренные крапинками. Сии пуговички, вероятно, были на наружную сторону от щеки и по истершимся на них крапинам видно: долго были ношены. На выпуклых сторонах серег изображены финифтью пестрые грифоны, с одной стороны в виде крылатого льва с орлиною головою, а с другой стороны в виде крылатого только орла; головы сих грифонов обращены на обеих серьгах, противоположены одна к другой. По впадинам и ушкам около краев сих обеих серег замечательно, что были они окружены ниткою жемчугов или каких других каменьев дорогих, но их уже не оказалось. Длина сих серег от нижней части яблока до верху заушного кольца 2 вершка; весу серебра в обеих штуках 14 золотников.
9J 25 золотых привесок в виде кисточек, тонкой скан-ной работы, разной фигуры; из них большая часть переломалась и без украшений уже, но из уцелевших каждая имеет по углам своим 4 грушевидные надутые подвесочки с 16-ю мелкими жемчужинами и 4-мя по сторонам камушками; оные служили на воздухах или на омофоре бахромою; вообще весу в них со всем прикладом 32 золотника; но, вероятно, их было гораздо больше числом.
10) 20 тонких плоских, почти перетлелых худого серебра бляшек, с одной стороны вызолоченных, с фигурными прорезами. Такие фигурные украшения приметны на старинных греческих иконах, на воскрылиях риз святительских, почему, вероятно, и сии поспадали с сотлевшего омофора или воздуха.
Кроме уцелевших 20 сих бляшек, еще много находилось их обломков, и между истлевшею в сосуде матернею — множество мелкого жемчуга, также почти перетлевшего.
11) Восемь штучек самого чистого золота в виде дужек или полуколец широких, сканной работы; каждая штучка усажена на поверхности тремя крупными и несколькими мелкими в возвышенных местах каменьями неграненых аметистов, яхонтов, низких рубинов, алибандинов и других полудрагоценных; между тем видны перламутры и мелкие жемчуги, чего, однако, много повыпадало. По связи сих штучек и по шолнерам оных видно, что составляли они оклад корня Евангелия, но много еще их для целой книги не достает; ибо все восемь, в длину сложенные, едва составляют мерою три вершка, разве лежали они с расстановкой. Ежели корешок Евангелия был столь драгоценен, то и остальной на досках оклад был не меньше драгоценен. Весу во всех восьми штучках с каменьями 43*/2 золотника.
12) Одна плоская треугольная золотая бляшка, с одной стороны тонкой финифтью в виде цветов испещренная. Весу в ней золота **/* золотника; она была, может статься, наугольником Евангелия, но не достает прочих. Самый горшок мог вмещать в себе больше вещей, нежели сколько их оказалось.
Все найденные в нем утвари и по греческим на них надписям и по фигурной отделке, очевидно, греческой работы и принадлежат первым цветущим временам христианства России до XIII века, ибо в последовавшие века церкви киевские не могли уже иметь столь драгоценных утварей. Самый горшок, в коем положены они, греческого образца, подобный тем, в каких около Ольвии находят греческие монеты и древности, как свидетельствуют очевидцы, и сей почерк греческих букв на потире, дискосе и других утварях сходен с тем, каким сделаны надписи на мозаике Киево-Софийского собора в половине XI века при великом князе Ярославе Владимировиче, и с буквами Х-го и Х1-го века, означенными в Мо-нфоконовой палеографии. Есть еще примета тех же веков и по перстосложению благословляющих рук, изображенных на сих утварях, в те века еще решительно неопределенному по разному понятию тогдашних христиан, почему, как выше описано, на одном и том же потире в благословляющих руках Спасителя, Иоанна Златоустого и Предтечи есть различие; то же заметно и на мозаических изображениях святых в Киево-Софийском соборе, но неизвестно, когда сии утвари в земле сокрыты и, вероятно, пред какою-нибудь великой опасностью разорения или грабежа Киева. В истории упоминаются четыре таковых грабежа до XIII века: первый — в 1018 году Болеславом Храбрым, королем польским; второй — Болеславом II в 1074; третий —в 1160 князем Мстиславом, сыном великого князя Андрея Юрьевича; четвертый — в 1203 князем Рюриком Ростиславичем и князьями черниговскими. Все они ограбили киевские церкви, но не умерщвляли духовенство, а потому скрывшие сии вещи от грабителей по удалении могли бы опять вынуть оные; последнее конечное разорение и совершенное опустошение Киева произведено Батыем в 1240 году, при коем без вести погиб и тогдашний митрополит Иосиф. Может быть, он-то скрыл сии утвари соборной своей церкви. Так, по крайней мере, заключать побуждают находящиеся между ними две панагии, принадлежащие к ризнице Архиерейской; а по Батыевом нашествии до последней черверти XIV века в Киеве митрополиты уже не жили.
Остается вопрос: каким образом здесь между священными вещами нашлись серьги? Известно из летописей, что князья отдавали в церкви свои наряды, и в 1203 году, как сказано в Кенигсберско.м списке Несторовой летописи (стран. 197), черниговские князья при разграблении церквей киевских увезли из них «и порты блаженных первых Князей, еже беша повешали в церквах Святых на память себе». Сей обычай отдавать в церкви нарядные свои украшения продолжается и доныне. Известно также, что и некоторые из наших князей носили серьги. Таким образом и великий князь Святослав Игоревич, по свидетельству самовидца Льва, греческого диакона, описавшего в своей «Истории» свидание Святославово на Дунае с греческим императором Цимисхием при замирении в 971 году, говорит, что Святослав имел в одном ухе серьгу золотую, украшенную двумя жемчужинами и рубином.
Между государственными грамотами, издаваемыми на иждивение канцлера графа Н. П. Румянцева, в завещаниях часто также упоминается о серьгах князей, в наследство отказываемых. Но князья носили по одной серьге, а здесь найденная оных пара одинаких доказывает, что они были женские.
Помещение серег между важнейшими священными утварями и притом с языческими изображениями, несовместными с ревностью первых христианских веков, убеждает заключать о важности их по какому-нибудь достопамятному лицу, носившему сии украшения; ибо один их металл — серебро в малом количестве — не заслуживал бы сохранения сего изображения на них грифонов, почитавшихся в египетском и греческом баснословии стражами сокровищ и красоты, заставляют также думать, что какая-нибудь знаменитая особа носила их до христианства, и почему знать, не была ли это достопамятная для россиян великая княгиня Ольга, мать Святослава?