ПЕРВЫЕ АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ РАСКОПКИ

Первые специальные археологические раскопки в Москве были организованы в 1946 году Институтом истории материальной культуры Академии наук СССР и Музеем истории и реконструкции Москвы в связи с приближавшимся 800-летием столицы. Одновременно с ними провел небольшие раскопки и Государственный Исторический музей. Раскопки проводились в устье реки Яузы на высоком холме, у подножья которого теперь стоит одно из высотных зданий. Этот холм уже в XV веке назывался городищем. С ним были связаны древние предания о начале Москвы. Упомянутое уже нами сказание об основании Москвы Мосохом указывало именно на этот холм, как на место, где находился древнейший Кремль. «И созда же тогда Мосох князь градец себе малый над пред-выооцей горе той над устии Явузы реки на месте оном первоприбытном своем именно московском, иде же и днесь стоит на горе оной церковь каменная святого и великого мученика Никиты бесов мучителя». Многие историки Москвы, в частности такие крупные исследователи, какИ. Е. Забелин, М. Н. Тихомиров и А. В. Арциховский, считали, что это сказание основано на древних традициях, несомненно связанных с историческим развитием Москвы. Позднее в этом районе находилась гончарная слобода Москвы.

Археологические наблюдения, проведенные в 1940 году на строительстве одного из корпусов высотного здания, показали, что культурный слой здесь изобилует древними вещами, среди которых встречаются такие, например, как костяная шпилька от прялки с навершьем в виде фигурки петушка, очень похожая на шпильку, найденную в Новгороде Великом. В одном из разрытий, сделанных уже во время войны, был обнаружен целый гончарный горн, наполненный посудой и глиняными игрушками. Раскопки под руководством профессора Б. А. Рыбакова, проведенные Историческим музеем в 1946 году, открыли здесь три печи, служившие для обжига гончарных изделий; они были обращены своими топочными отверстиями в одну сторону таким образом, что их: мог топить один человек. Повидимому, эти печи принадлежали одной мастерской. В том же году недалеко от этих находок была открыта другая мастерская, в которой был обнаружен большой горн с двумя топками и целый склад бракованной продукции, среди которой было несколько тысяч сосудов и осколков сосудов. Исследование этих сосудов дало несколько неожиданный результат. Оказалось, что на днищах многих сосудов имеется клеймо в виде круга с вписанным в него крестом. Таких клейм было найдено свыше 45; среди них можно выделить семь типов клейм, различных по своим размерам. Это указывает на то, что найденная посуда была сделана на семи различных гончарных кругах. Из этого можно сделать вывод, что в мастерской было, по крайней мере, семь мастеров (а возможно, и больше, так как много сосудов оказалось совсем без клейм), каждый из которых работал на особом гончарном круге. Это было, вероятно, уже не мелкое ремесленное предприятие, а довольно большая мастерская — мануфактура, существовавшая еще во второй половине XVII века. Все это говорит

336

Красные изразцы для облицовки печи (XVI век)

о том, что в Москве в XVII веке гончарное производство было уже сравнительно высокоорганизованным. Оно начало развиваться очень давно: древнейший из открытых при раскопках 1946 года гончарных горнов относится к XV веку.

Основным видом продукции мастеров московской гончарной слободы была разнообразная посуда. Насчитывается 14 различных форм сосудов — печные горшки, миски, сковороды или блюда, «кубышки» (бутыли с округлым туловом), кувшины, кумганы с высокими, как у современных кофейников, носами, фляги, большие лохани, светильники и рукомойники. Интересно, что рукомойники делались обычно в виде стилизованной фигуры животного: барана, лошади, медведя или собаки. Сходство это придавалось тем, что нос рукомойника делался в виде головы животного таким образом, что вода как бы выливалась из пасти. Воспоминание о таких рукомойниках сохранилось еще до недавнего времени в народной пословице: «встану рано, пойду к барану, к большому носу, к глиняной голове».

Среди множества типов посуды обращают на себя особое внимание сосуды с блестящими аспидно-черными стенками, очень удачно имитирующие в глине металл. Это была парадная столовая посуда рядовых горожан, не имевших роскошной золотой и серебряной посуды. Московские гончары, желая удовлетворить вкусы широкого круга заказчиков, научились выделывать посуду, которая, по крайней мере издали, очень походила на металлическую.

Совместная кропотливая работа археологов и керамистов позволила восстановить древний процесс производства этой посуды. В дореволюционных исследованиях встречаются описания подобных сосудов, причем исследователи говорят, что эти сосуды были сделаны из черной глины. На самом же деле посуда изготовлялась из обыкновенной красной глины. После формовки на гончарном круге изделия просушивали, а затем на их поверхность наводили лоск при помощи специальных «лощил», сделанных из рога, кости или гладких камней. Эти «лощила» также найдены при раскопках. Лощение придавало стенкам сосудов металлический блеск. После этого посуда загружалась в горн и обжигалась при температуре 700 — 900 градусов. По окончании обжига в топку горна загружалось смолистое топливо, все отверстия топки замазывали и этим создавалось препятствие доступу кислорода из воздуха. При таких условиях топливо тлело, поглощая кислород из состава самой глины обжигающихся изделий. Окись железа, присутствие которой и придает глине

22 Древняя Русь

337

красный цвет, восстанавливалась до состояния закиси, которая имеет серовато-черный цвет. Получающийся при этом в свободном состоянии углерод оседал на стенках сосудов в виде графита. Так получалась посуда черная и блестящая. Если черепок такого сосуда обжечь Штамп для изразцов (XVII век) и оттиск его (справа) при нормальном доступе кислорода при .температуре 700—900 градусов, то снова произойдет окисление, и черный черепок приобретет обычный для глиняных изделий красный цвет.

Производство. строительных материалов — кирпича, черепицы, плиток для мощения полов, а также отделочных материалов — изразцов, в выделке которых московские мастера достигли особого совершенства, — было другой важной отраслью продукции московских гончаров.

До настоящих дней сохранились в Москве некоторые здания, фасады которых украшены цветными изразцами. Достаточно вспомнить облицованный разноцветными изразцами фасад Крутицкого теремка, на котором выложены изящные колонки наличников окон с оплетающими их лозами винограда. Изразцовый фриз в виде причудливых цветов украшает древнюю церковь Григория Неокесарийского на Большой Полянке.

В каждом богатом доме Москвы в парадной комнате была печь, облицованная изразцами. Древнейшие изразцы XVI века были терракотовыми — «красными», с рельефными изображениями цветов, фантастических зверей (грифонов, единорогов и т. п.) и целых сцен (например, штурма крепости). Большей частью изображение на изразце заключалось в отдельную рамку и по сюжету не связывалось с соседними, но были и другие изразцы, дополняющие друг друга по содержанию и дающие вместе узор, покрывающий всю поверхность печи.

В середине XVII века в моду входят изразцы, покрытые зеленой глазурью. Они также покрывались рельефными изображениями цветов, фантастических зверей, составлявшими сложные композиции. В конце XVII века изразцы стали покрываться многоцветным орнаментом в виде цветов, листьев, птиц, гроздей винограда или же сложных геометрических фигур.

При раскопках в гончарной слободе обнаружены остатки производства изразцов всех трех описанных выше типов. Здесь были и глиняные штампы для оттискивания на изразцах (при помощи этих штампов удалось воспроизводить такие же узоры и в наше время), и чашечки для изготовления глазури, и, наконец, большое количество изразцов, забрако ванных самими мастерами. Развитие производства таких сложных изделий, как изразцы, говорит о высоком уровне, на котором стояло гончарное ремесло в Москве еще в XV—XVII веках.

338

Немалую часть доходов московских гончаров составляло производство глиняных игрушек. Это была и игрушечная посуда, в миниатюре повторявшая настоящую, и фигурки людей — мужчин и женщин в свободных, иногда несколько карикатурных позах, в одежде, которую носили в то время. Многие игрушки изображают животных, лошадей (верховых и упряжных), собак, ручных медведей в намордниках с проткнутыми ноздрями. Есть также птйчки-свистульки и погремушки.

Гончарное производство было обычно связано с перекопом земли. Рылись специальные ямы для нижних частей гончарных печей, брался с городища песок для формовки изделий. В результате в XV—XVII веках культурный слой оказался настолько перекопанным, что не было, казалось, никакой надежды найти следы древнейшего поселения или какие-либо другие материалы, не относящиеся к гончарной слободе.

Однако исследование древнего кладбища, проведенное у церкви «Никиты — бесов мучителя», которая упомянута в приведенной выше .легенде о начале Москвы, дало возможность более полно осветить историю района. Интересный материал для этого дали открытые надгробные плиты. У самого алтаря церкви был обнаружен богато украшенный резьбой надгробный камень с надписью, сделанной такой сложной вязью, что ее не сразу удалось прочесть. Но упорный труд принес свои результаты — надпись была расшифрована: «В лето 7104 (1596 год по нашему летоисчислению) марта в 8 день на памят преподобного отца нашего Феофи-.лакта Никомидиского преставися раб божий Григорей Дмитреев сын

2*

Часть печи XVII века, облицованной «красными» изразцами (реконструкция)

339

колчюжник». Ценнее всего здесь было последнее слово, которое труднее всего читалось из-за большой усложненности надписи и выноса последней буквы в особую строку. Это — впервые встреченное наименование очень важной профессии русских мастеров-оружейников — кольчужного* мастера, делавшего броню из мелких железных колец (более распространено было общее название «бронники», от которого происходят современные названия Бронных улиц и целого города — Бронницы).

Дальнейшее исследование исторических источников показало, что в XVII веке над Яузой были дворы бронников. Удалось открыть новый, не известный ранее центр производства оружия в Москве. В устье Яузы, очевидно, располагались в XVI—XVII веках поселения ремесленников,, производство которых было связано с огнем и потому являлось опасным для деревянного города. Река Яуза, отделявшая эти слободы от центра города, была надежной преградой в случае пожара. Здесь жили гончары, оружейники, кузнецы, котельники и таганники. Следы их слобод до сих пор сохранились. Происхождение названий Котельнической и Гончарной набережных, Таганской улицы и площади и церкви «Козьмы и Дамиана,, что в старых кузнецах» имеет прямое отношение к этим слободам.

Кроме этого, в устье реки Яузы удалось найти и следы гораздо более-древнего поселения. У подножья холма были обнаружены остатки погибшей во время пожара усадьбы посадского человека XV века—жилого дома, скотного двора, находившегося рядом с ним, и погреба, стоявшего-отдельно и выходившего, очевидно, на улицу. Бревенчатый дом был построен на подклети. Верхняя, жилая его часть не сохранилась, но остатки ее упали вниз, в подклеть, где перемешались со стоявшими там запасами зерна — ржи, пшеницы, ячменя, проса. Здесь найдены остатки бочек ж бочонков, в которых помещались все эти запасы: зерна, рассыпавшиеся по полу, прилипли и к упавшей вниз двери дома с ее массивным внутренним замком. Среди всего этого валялись обуглившийся кусок хлеба, остатки обуви и большой медный крест-тельник, совершенно такой же,, как и найденный в слоях того же периода в Новгороде. Хозяева, очевидно, успели вынести все ценное из дома и погреба, вывести скотину из> хлева.

При исследовании участка, на котором стоял этот дом, в слоях, лежащих выше него, следовательно более поздних, было обнаружено шиферное пряслице, неопровержимо свидетельствующее о существовании в устье реки Яузы поселения еще до разорения Москвы монголами (Г237 год). Производство таких пряслиц прекратилось после разорения монголами Киева в 1240 году. Поэтому пряслица из розового шифера находят при раскопках во всех русских городах (и даже в курганах) , но только в домонгольских слоях. Находка пряслица вместе-со шпилькой от прялки и несколькими осколками глиняных сосудов, того же типа, какие обычно встречаются в курганах, говорит о том, что* на устье Яузы существовало какое-то поселение еще до XIII века. Позднее оно погибло, и самые остатки его были перекопаны в XV— XVII веках в результате деятельности гончаров. Поэтому трудно*

340

судить о том, было ли это небольшое сельцо или укрещленный городок.

Таковы результаты первых раскопок в Москве, проведенных в 1946— 1947 годах. Благодаря этим раскопкам был изучен важный район Москвы, где в древнейший период развития города уже существовало поселение, где в XV—XVII веках выросли ремесленные слободы, а в XVII — XVIII веках стали салиться служилые люди — дворяне. Изучение материалов, относящихся к древнему гончарному ремеслу, позволило установить высокий для того времени уровень развития как техники, так и организации этой важной отрасли городского ремесленного производства на Руси.