ПЕЧЕРСК


В древнем Киеве

Страница 1

В ДРЕВНЕМ КИЕВЕ

9

1

В ПОМОЩЬ ШКОЛЬНИКУ

г>.

в

Детской .

В СТЕПИ ,

с і Ж ЩО

Близко подходила дикая степь Руси

в XI веке. Ранней весной неизмеримые пространства' степи покрывались лиловыми пятнами: то цвели анемоны; а когда становилось жарче и лето вступало в свои права, — целые луговины принимали голубую, лазурную окраску: здесь распускались незабудки, а кое-где будто проступала на земле алая кровь — это расцветали маки; пушистая, белая, как кудри старика, степная трава ковыль росла по пояс человеку.

Берёза, бобовник, вишенник образовывали густые непролазные кустарниковые зарослії. Звери и птицы находили здесь приют от людских взоров. И до чего плодородна была эта степная земля! Проведёт конь плугом борозду, бросит пахарь зёрна в землю, и даст она обильный урожай! Степь обещала русскому человеку привольную, сытую жизнь, но она таила постоянную угрозу — смертельную опасность.

С незапамятных времён на огромных пространствах Причерноморья, Приазовья и Прикаспия кочевали чуждого вида враждебные люди.

В XI веке здесь жили половцы. Они пасли своп стада,

3

перегоняя их с места на место в поисках лучших пастбищ, разоряли пашни и попутно грабили мирных земледельцев, захватывали в плен их самих, а потом гнали товар на продажу в приморские города. Этот живой товар и был главным богатством степных разбойников.

Русские люди, жившие вблизи степи, знали о грозной опасности. Знал о ней и старый Петрило. Но, однако, каждое утро, лишь солнце поднималось на небе, он уходил в поле; с ним вместе уходил и сын его, пятнадцатилетний Ждан ко.

Радостны были Жданке и птичий щебет, и таинственный шорох в кустарнике, и тёплые солнечные лучи, ласково пригревающие спину.

Когда Петрило боязливо оглядывался, не движется ли из глубины степи половецкий отряд, Жданко утешал его-

— Не бойся, батя, в случае чего неужто мы не удерём от злых коршунов?!

— Помалкивай, малый! Глуп ты! Еще беды не видал, не навлечь бы зла!

Жданко беззаботно засвистал, подражая звуку дрозда, и,- поправив поводья на коне, послал его вперёд:

— Ну, Гнедко, шевелись!

Утро было погожее. В вышине заливались жаворонки. Петрило, слегка покряхтывая, работал на пашне и не чуял ничего дурного в этот ясный день. Солнце поднималось всё выше и выше; скоро оно станет над головой. Пора приниматься за обед. Петрило велел Жданку распрягать коня и пустить егр на простор. Пусть пощиплет сочную травку! А сам вытащил краюху ржаного хлеба, густо посыпанную солью, разломил её пополам и одну половину подал сыну. Петрило поглядел вокруг, приметил широкий густой куст, забрался туда с Жданком, и оба принялись за обед.

Когда Жданко доел свою краюху, он почувствовал, что его клонит ко сну.

«Вздремнуть бы чуток!» — только успел он подумать, как отец сказал испуганным шопотом:

— Эй, Жданко, сынок! Слышишь?

Жданко ничего не слыхал, но ему показалось, что туча заволокла небо, поднялась пыль и наступила внезапная темень. Жданко стал прислушиваться. Какие-то звуки долетали до его ушей: не то стон и звук плетей, не то заунывная песня.

4

Петрило и Ждан ко ещё ниже нагнулись, ещё глубже старались спрятаться в кустах.

— Ои, багя! Что это?

— Молчи, сынку! — Петрило схватил Жданко за руку, крепко сжал её. — А теперь не чуешь? То степняки проходят со своими полоняниками.

— Хоть бы сгинули, проклятые!

В это мгновение как будто совершилось чудо: топот стал глуше, замолкла унылая песня, словно и вправду враги исчезли; но вдруг до слуха Петрилы и /Кдапка донеслось жалобное конское ржание.

— Увели коня, проклятые! Гиедушко, родимый! — закричал Жданко, забыв всякую осторожность. — Что же мы делать будем без нашего коня!

— Молчи! — ещё раз прикрикнул старый Петрило,— молчи! Хорошо, что тебя самого не увели! А то, как услышат проклятые человеческий голос, — вернутся и будут искать нас...

Жданко не дослушал отца. Он уже выскочил из кустов и бросился к тому месту, где он оставил распряжённого коня. Он увидел отброшенное в сторону рало. 1

— Не нужно им рало, степнякам проклятым! — Жданко взвалил рало на плечи. — Теперь я за Гнедка пахать буду!

Петрило тоже вышел из кустов и подошёл к сыну:

— Пусти, малый, я покрепче тебя, я и потащу!

Когда доплелись до родной хаты, — навстречу им

вышла бледная, исхудалая женщина:

— Пришли, родимые! уберёг господь вас!

Из соседних хат выползли старики, выбежали ребятишки и, притихшие, окружили Петрило и Ждаика.

А жена продолжала радоваться, что муж и сын вернулись целы и невредимы:

Слышно было, как окаянные проходили стороной, где-то в другом месте, видно, насытили свою утробушку. — Потом, вспомнив, спросила:—А где же Г недко?

Петрило закрыл лицо руками и ответил глухим голосом, точно с трудом выдавливая из себя слова:

— Нету Гнедка, мать! Увели...

1 Р а л о — пашенное орудне.

— Что же делать-то будем без коня! Как будем жить без Гнедушки! Кормилец он ведь наш!

И мать залилась слезами.

Петрило не произнёс ни слова, а потом поднялся, затянул кушак и сказал твёрдо:

— Полно плакать, — этим ire поможешь! Без копя работать не можно! Задамся 1 за боярина, за Гордяту нашего.

Мать внимательно посмотрела на мужа, а потом перевела глаза на Ждатгка.

— Ас ним-то как? И на него ряд? 2

— Упаси бог! Увезу его в Киев! Пусть поживёт в городе покуда, он малый смекалистый — выучится рукомеслу какому-нибудь! А там, гляди, и мне поможет откупиться. Вот хотя бы Тудор, отвезу к нему; помнишь Тудора?

— Как не помнить!

— Знатный он мастер — кузнец по золоту.

Сначала у матери глаза заблестели, а потом, как

вспомнила, что надо расстаться со старшим сыном, глаза у неё наполнились слезами.

Через пять дней Петрило отправился на боярский двор, потолковал там и вернулся, ведя под уздцы коня. Конь был добрый: широкая спина, узкая морда, правый глаз немного косил, — видать, хитрый конь, умный. Петрило похлопал его по спине:

— Шерсть-то у него какая, мать! ровно шёлковая, и блестит!

Малуша, — так звали жену Петрилы, — сказала с укором:

— А Гнедка ты уже и позабыл!

— Нет, зачем забывать! Но нет Гнедушка, так что же делать?

Малуша побежала в клеть и принесла охапку свежего сена. Сено так вкусно пахло, что конь тихо заржал, и Малуша прослезилась: «Живи у нас, Воронок! может быть, мы тебя навсегда выкупим». Но тут же снова, как

1 «Задаться за кого-нибудь» — получить ссуду либо деньгами, либо инвентарём; получивший ссуду земледелец должен был сё отрабатывать владельцу, то есть попадал к нему в зависимость.

2 Р я д — договор.

6

• »--

вспомнила про отъезд Петр илы п то, что он увезёт с собой сына, так горько ей стало, что уже не могла сдержать горючих слёз. Теперь того и гляди, чтоб не попал Петрило в холопы навсегда; и сын уезжает в город — надолго ли? Кто знает, когда она увидит кудрявого своего любимца?!

У ЗОЛОТЫХ ВОРОТ

Высоко на горах стоит Киев.

К востоку от города, у подножья гор течёт Днепр. Широкая, могучая река — надёжная защита от неприятеля: нелегко перебраться через такую реку; с северной стороны крутые горы и глубокие пропасти — помеха врагу.

Не добраться ему и с юга. Здесь густые, дремучие леса, непролазные дебри, тоже кручи, тоже пропасти...

А вот с запада нет Киеву природной защиты: ни высоких гор, ни глубоких оврагов. Поэтому враг всегда норовит ринуться на город с западно’і стороны.

Так, в начале XI века напали на Киев хищные степ-няки-печенегй; они совсем близко подошли было к городу, но киевляне, во главе с князем. Ярославом, вышли навстречу врагу в открытое поле. Произошла злая сеча; киевляне разбили печенегов.

Однако после этой битвы пришлось задуматься киевлянам, как оградить себя от новой напасти, от новых набегов из степи; стали насыпать валы, сооружать деревянные стены на валах — «ставить столпис».

На том месте, где киевляне * доблестно сразились с врагами, князь Ярослав носі роил храм и назвал его

в

храмом святой Софии, подобно тому, как назывался главный храм в Константинополе — столице Византийской империи.

Золотом сверкают купола на киевской Софии, прекрасны обширные галереи, примыкающие к храму, сквозь которые открываются несравненные по красоте виды на холмы и долины, окружающие Киев.

Сильно разросся Киев к середине XI века.

Трое ворот вати теперь в Киев: один с севера — отсюда шла дорога на Галич; другие, Лядские, — с юга, из дебрей, и Золотые — с запада.

Главные ворота — Золотые; их называли еще Вел и-к и м и. Это две параллельные стены, соединённые сводом. Над сводом находилась церковь с золочёным куполом. Створки ворот были окованы вызолоченной медыо.

Золотые створки, золотой купол...

Когда солнце бросало свои прощальные лучи на купол церкви и скользило вниз по сверкающей плоскости, проезжий и прохожий останавливались в изумлении и долю не могли забыть ослепительной красоты киевских западных ворот.

Слава о прекрасном сооружении шла по всему миру.

Крепкая и многочисленная стража стережёт ворота. На ночь они крепко запираются, по лишь подует лёгкий предрассветный ветерок и птицы загомонят в листве зелёных дубов, что придвинулись к земляному валу, огородившему Киев, — ворота должны раскрыться.

Солнечный луч уже скользнул по белым, прижавшимся друг к другу берёзкам, позолотил корявую еть, опустившую до земли свои мохнатые лапы, и попочз вверх по стройному стволу тополя. Наступал весёлый летний день, а между тем городские стражи до сих пор не раздвигали створок ворот.

Народ всё прибывает и прибывает; скрипят колёса, лошади ржут, мычат волы.

Начальник стражи и его помощники спят еще в своей каморе, которая помещается в нижней части воротной башни, слева от въезда.

Широкоплечий молодец, расположившийся на толстом войлоке, постланном на деревянной лавке, проснулся; о.ч знает, что пришло время вставать: солнечный луч прокрался сквозь продолговатое окошечко. Слышит страж и скрип колёс и мычание волов. Однако он лежит непо-

9

дшіжио, ждёт, покуда не проснётся старшой; а тот уперся ногами в нижнюю часть каменного свода, будто прирос могучим татом к лавке и к стене.

Однако шум за воротами всё усиливается. Уже достигают ушей воина недовольные возгласы прибывших. Он поднимается и думает: «Разбужу старшого — заругает, нс разбужу — ещё того больше заругает». И, как назло, все остальные воины, что сторожат воротную башню, тоже снят мертвецким сном.

Подумал, подумал страж и решился:

— Микита, а Микита!

Тот не сразу понял, в чём дело, но вдруг пробудился, вскочил с места и закричал зычным голосом, что пора приниматься за дела, раскрывать ворота.

— Поторапливайтесь! — распоряжался Микита.

Гул голосов, топот ног становились всё явственнее.

Ждан ко с отцом приехали еще ночыо и вот стоят,

дожидаются.

Воронок нетерпеливо мотает головой, топчется на месте, будто хочет сбросить Петрилу. Всю ночь просидел Петрило верхом на лошади. Тяжело Воронку, устал он, утомился и Петрило.

Жданко хоть и не верхом, — он приткнулся на возу, — а тоже нисколько не мог соснуть. Отец поручил ему зорко следить за грузом, что везли они из-под Василёва,1 глядеть, не ослабли ли верёвки, которыми были перевязаны кадушки с мёдом, не покачнулись ли глиняные корчажцы с хмельным медовым напитком, не скатились ли с воза свёртки сетей для ловли птиц и рыб, которые они везли на киевский торг.

Жданко с отцом ехали долго и трудно. Сперва от своего сельца до города Василёва 7 поприщ (а каждое поприще — тысяча шагов), затем от города Василёва до Киева целых пятьдесят поприщ! И не по ровному пути ехали Жданко с отцом: приходилось беспрерывно то спускаться, то вновь подниматься на гору; случалось пробираться сквозь дебри лесные, переезжать бурные потоки и речушки да приглядываться зорко к встречным, нет ли среди них лихих люден.

Первый раз в жизни выехал Жданко из родного

1 Васи.псв — так в древности называли город Васильков Киевской области.

10

Храм святой София.

сельца. Многое видел он на пути. И город Василёв на берегу Стугны, валы его, и стены, и люди, которых встречал, — всё было ново, обо всём этом думал Ждан ко; но больше всего думал он о чудесах стольного города, что предстоит ему увидеть. В густой зелени сверкает золото кровель да золотятся створки ворот, выложенных медыо, и розовеют стены. Вглядывается Жданко — поскорей бы проникнуть туда, внутрь города!

Однако усталость берёт своё — сами собой смыкаются веки. Дремлет Жданко, и чудится ему в полусне, что он всё еще едет то с горы, то на гору; качается воз из стороны в сторону, а он всё едет и едет, никак не может достичь великого города, куда так стремится. Петрило поглядел на спящего сына и, чтоб не задремать самому, спрыгнул с Воронка. Захотелось поразмяться. Он подошёл к толпе, что сгрудилась у въезда на мост.

Много народа понаехало: одни на «колах», запряжённых лошадьми, другие пришли пеши, сопровождая «сумных» лошадей, то есть навьюченных, — по суме с каждой стороны. Это пришли из ближних мест: из Желани, из Дорогожич.

Вот стоит двухколёсная повозка, маленькая кола, а на ней деревянные ведёрки, окованные железными обручами, да ковши деревянные, да несколько связок деревянных ложек.

Петрило поглядел с удовольствием на свою четырёх-

П

колесную колу. На ней можно поместить товару вдвое больше, чем на этой маленькой двухколёсной. Да только беда. и на двухколёсной • и на четырёх -колёснои нет защиты от дождя; то ли дело большая крытая повозка, запряжённая двумя волами, что остановилась неподалёку от него! Много добра можно уложить на этот воз! Петрило подошёл поближе, заглянул внутрь, видит— там лежат тяжёлые, железные вещи: молоты; их называют еще «ковадло», если это тяжёлый молот, или «кладиво», если это молоток-ручник. Есть тут железные клещи, есть лопаты, ножи, ножницы, серпы.


Назад Вперед







© Copyright 2013-2015

пишите нам: webfrontt@gmail.com

UA | RU