ПЕЧЕРСК


В древнем Киеве

Страница 9

ВСТРЕЧА С ОРУЖЕЙНИКОМ

После ухода варяга мастер оставил Ждан ко отужинать с ним.

Оружейнику полюбился шустрый малый, который привёл к нему хорошего заказчика и к тому же показал свою смётку и сообразительность. В голубых глазах Онцифора то и дело вспыхивали лукавые, но добрые искорки.

— Кто ты, малый, да откуда?

И Жданко всё рассказал мастеру: о том, что он приехал из-под Василёва и что отец уезжает обратно, а ему, Ждану, тоже придётся возвращаться в село, если он не присмотрит себе мастерства по душе. Много дней бродит он по городу, у многих мастеров побывал, а решиться ни на что не может. И златокузнец, и резчик по кости делают прсдивные вещи — всему миру на восхищенье. И в Царьграде, и в польской, и в чешской земле — во всех странах мира знают о киевских мастерах. Есть чему поучиться и у искусных киевских строителей! Из камня и кирпича воздвигают они храмы да дворцы, мрамором да узорчатыми плитками украшают их. А древоделы и тесляры (плотники и столяры), что рубят из брёвен клети да терема на высоких столбах, а на кровлях ставят вырезанных из дерева петушков да уточек всяких!

77

До того всё прекрасно, что Ждан-ко даже слов не умеет найти, чтоб рассказать об этом, и вот до сих пор не решился, не выбрал себе мастерства.

— А ну-ка, малый, оставайся у меня! Моё дело тоже не худое...

Жданко весь вспыхнул. Вспомнил недавнего гостя-ва-ряга в доспехах, с дорогим мечом в руках. Онцифор говорит, что меч варяга — киевской работы, а доспехи у него кожаные, с нашитыми на них железными пластинами; куда этим доспехам до киевской кольчуги! Вот варяг и заказал ему кольчужную рубашку.

Вспомнил внезапно Ждан и того половчина, которого встретил на Кожемяках. Ежели придётся биться с половцами, разве не соскользнёт половецкая сабля с русской кольчуги, разве пробьёт стрела железную

броню?

Да, оружие — первое дело! Разве можно быть воину без оружия? Разве можно быть Руси без воинов?!

Согласился Ждан остаться у Оицифора.

Гордый и радостный, он не вошёл, а влетел в дом златокузнеца, где жил Петрило.

Глубоко вздохнул Петрило. Пришло время расстаться с сыном! Может быть, оно к лучшему, что малец остаётся в Киеве, к хорошему делу пристроился, а всё же боязно за сына и скучно возвращаться домой одному, без помощника; но Тудор сказал ободряюще, что знает Онци-фора давно, что хороший он человек — оружейник известный в Киеве, обижать Ждана не станет.

— Ладно всё сложилось у тебя, брат? Не горюй, радоваться надо.

Хорошее это дело — быть оружейным мастером, а всё-таки щемит сердце у Петрилы. «Надо хоть повидаться с мастером, пообещать ему гостинец какой-либо, если хорошо учить будет Ждана!»

Онцифор пожелал, чтобы Ждан переселился и совсем к нему.

Обидно стало Петриле, что последние денёчки будут

78

врозь с сыном, но Тудор сказал: «Так-то, брат, лучше — Онцифор вольный, не то, что я, — безопаснее Жданке будет у него, чем у меня, холопа. Я подневольный человек».

Петрило в ответ только вздохнул — не хотелось признаваться даже Тудору, в какую беду он сам попал, но согласился со словами Тудора, что спокойнее будет Ждану у вольного мастера. Порешили, чтобы Ждан на следующий же день переселился к оружейнику, а Петрило пойдёт с сыном, увидит своими глазами Онцифора, который отныне станет ему заместо отца, познакомится заодно Петрило с Онцифором.

На следующий день Ждаико приступил к работе у оружейника. В каморе, где спал Онцифор (она же служила ему и мастерской), стояла наковальня, суживающаяся кверху, а на столе лежало множество неизвестных Ждану предметов.

Он подошёл робко к столу, с боязливым любопытством дотронулся до клещей. Ему хотелось спросить у мастера, что делать с ними, для чего лежит точильный брусок, зачем оружейнику тесло (столярный инструмент) и куски дерева и так далее.

Топчется Ждан, берёт в руки то одно, то другое, хочет спросить обо многом, но не смеет заговорить первый, а мастер, углубившись в работу, будто забыл о Ждане, не обращает на пего внимания.

И стоит Ждан у стола без всякого дела, не знает, как и подступить к оружейнику. А тот — вчера такой разговорчивый, приветливый — сегодня молчалив, хмур, порой взглянет искоса на своего ученика, однако молчит попрежиему. Ждан-ко переминается с ноги на ногу, наконец ему становится невтерпеж. Он решается заговорить:

— Что прикажешь мне делать, Онцифор?

Онцифор поднял на Ждана глаза и сказал строго:

— Уж больно ты тороплив, малый!

Приглядывайся! Когда надо будет, — я тебе сам скажу!

И Ждан остался попрежиему неподвижно стоять у стола.

79

Мастер ковал проволоку, время от времени поглядывая на своего ученика из-под нависших тёмных бровей.

— Вот, малый, — наконец обратился он к Ждану: — Возьми кусок проволоки, да не так, клещами бери! — закричал- он на Ждана. — Отсеки от этой проволоки несколько кусков, а куски сверни кольцами и свари их.

— А как же они сцепятся друг с другом?

— А ты не все кольца сваривай вплотную, часть колец пусть остаются разомкнутыми; свободные концы колец надо расплющить, в каждом из них пробить маленькое отверстие, для которого заготовь маленькие заклёпки. После этого будешь сцеплять кольца. Делан так: каждое разомкнутое кольцо продевай в четыре сплошных. После этого концы его сводятся, а в отверстие вставляется заклёпочка; таким образом соединяются пять колец и продолжается сцепление дальнейших колец, покуда не будет готова вся кольчужная рубашка. Много труда и времени занимает паша работа, — сказал мастер, — вот ты и займись пока этим делом, а я буду готовить шелом из цельного куска железа. Этот шелом и легче, п прочнее, чем тот, который ты видел на варяге, — склёпанный из четырёх пластин.

Ждану было чему поучиться у Онцифора, который знал не только своё оружейное дело, но мог поспорить и с любым златокузнецом. Он набивал иногда на шеломе тонкие серебряные листы и резцом выводил на них разные хитрые узоры. Вот два зверя, кусающие друг друга, а вот какие-то крылатые чудовища. Иной раз Онцифор набивает на шеломы медные листы, покрытые позолотой.

— А самое главное и самое важное в нашем деле, — сказал мастер, — это изготовление харалуга, харалуж-ных изделий 1 — наварка харалуга на железную их основу— и их закалка. «Калёная сабля», «калёная стрела» — вот похвала оружию! Для того, чтобы закалка получилась добротная, надобно раскалённую стрелу или клинок мгновенно охладить, опустив в холодную воду. Можно и по-иному закалить, — продолжал Онцифор. — Прежде всего раскалишь докрасна и харалужный клинок поставишь лезвием вперёд. Тогда сам садись на коня и мчись вперёд что есть мочи. Струя воздуха охла-

•Харалужный — стальной, булатным; «харалуг» — русская транскрипция джагатайского слова «кара-лук», то есть «сталь», «булат»

80

дит лезвие, и оно тогда станет крепким, твердым, таким, как тебе надобно.

Всё, что рассказывал Онцнфор, всё, чему он учил Ждана, казалось малому столь чудесным, что не мог он вдосталь нарадоваться, что посчастливилось попасть ему в подмастерья к оружейнику, а Онцнфор шутливо под* смеивался над ним и говорил:

— Эх, Ждан, скоро ты меня превзойдёшь, и не ты моим, а я стану твоим подмастерьем!

ОПАСНОСТЬ ИДЁТ ИЗ СТЕПИ

Неловкость и страх перед мастером, которые Ждан испытывал первый день, теперь рассеялись. Он терпеливо сносил строгие поучения, а иногда и насмешки своего мастера.

Смеялся Онцифор охотно и часто и никогда не бранил своего ученика, а когда видел, что Ждану не удаётся работа, что он еще не умеет как следует сварить железные кольца для кольчуги или «сварить» и закалить меч, говорил с усмешкой:

— Не унывай, брат! Всё у тебя еще впереди! Молод ты, а потому глуп. Дай бог вырасти тебе поскорее — будешь мастером почище меня.

Ждан не знал, как благодарить судьбу, что она послала ему такого мастера, как Онцифор. Знакомые ребята рассказывают, что им порой попадает от мастеров: и пинки, и колотушки, но приходится сносить и всё терпеть молча. Да уж они с Глебкой счастливцы. Миронег Глебу всё равно, что отец родной... И тут пришло Ждану на мысль, что его-то родимый не сегодня — завтра отъедет из Киева. Надо честь по чести проводить отца! Петрило был теперь частым гостем в доме Оицифора, а Жданко чувствовал себя у своего мастера совсем как дома.

Онцифор был холост, не было у него ни жены, ни

82

детей. Жданко, доходчивый до всякого ручного дела, быстро освоился с хозяйством мастера и был ему первым помощником не только в его работах на заказ, но и в домашних делах.

Солнце еще не показалось за Днепром, только выслало вперёд жёлторозовые лучи, а Жданко вскочил уже с лавки и тотчас же принялся растирать зёрна ручными жерновами. Еще в пятницу с большого торга он притащил мешок жита.

— Зачем ты зёрна трёшь? Разве у нас в закромах не осталось муки? — говорит Онцифор, зевая и потягиваясь. — Ишь ты, какой неугомонный; ведь праздник сегодня — воскресенье!

— Каравай надобно испечь! Разве ты забыл, что гостей назвал?

— А что же ты будешь печь? — продолжал говорить Онцифор, не вставая с лавки.

— Два каравая испеку: первый — с маком на меду, а потом еще с осетровым хрящом.

— А может быть, сделаешь с репой?

— Можно и с репой, — согласился Ждан.

Он принёс из клети большой куль муки и опрокинул его на деревянную доску, налил подогретой воды, кваску, потом посолил и, засучив рукава, принялся месить тесто. Он месил с таким усердием, что на подбородке и под носом выступили капли пота.

— Ну, уж ничего не поделаешь, не отставать же мастеру от своего подмастерья.

Онцифор ещё раз сладко зевнул и теперь уже решительно поднялся с лавки, подошёл к дверям, нагнул водолей, вымыл лицо холодной водой, затем вытерся сухим чистым полотенцем, что висело на гвозде рядом с умывальником. Взяв в руки топор, Онцифор поднялся по ступенькам, вышел во двор, где в холодку висели «полоти» (половина мясной туши). Отрубив заднюю йогу у одной туши, он вернулся в дом.

Подавая её Ждану, сказал:

— На вот говядину! испеки на углях и приготовь ещё, чего хочешь, а я пойду к Тудору — поучиться у пего искусству черни. Видал, какой меч мне заказал княжеский дружинник? Требует, чтоб рукоять была с чернёным узором. Серебряная пластина уже у златокузнсца. Он её подготовил под чернь — вытиснил узор, а черневая

83

масса у меня здесь, — и он показал на закрытый горшочек.

— А как ты её сделал? — спросил Жданко, любопытный до всего, что касалось мастерства. Он прекратил месить тесто и уставился в лицо Онцифора.

Тот объяснил ему, что надо приготовить порошок из мелко истолчённого серебра, красной меди, свинца, серы, буры и соли; затем залить порошок водой и этой смесью наполнить все те места, которые по рисунку должны быть чёрными, а затем поставить своё изделие на огонь, чтоб чернь плотно слилась с серебром.

Выслушав внимательно Онцифора, Ждан снова принялся за тесто и, прощаясь с мастером, только напомнил ему, чтоб тот зашёл ещё раз к Миронегу и позвал прийти с Глебкой к обеду:

— Скажи, мол, готовится Жданко, усердствует.

Когда Оицифор ушёл со двора, Ждан продолжал свою

работу по дому: поставил в печку три каравая, испёк на углях говядину, сварил кашу из пшеничных зёрен, затем почистил и вымыл хату.

Прибравшись, он вышел за дверь, поднялся по ступенькам и, присев у порога, стат ждать отца своего Петрилу, Миронега с Глебкой и старого отцова друга Тудора.

На улице и по переулку то и дело сновал народ, то взад, то вперёд. За воротами по одну сторону направо начинался Копырёв конец. Жили там киевляне-огородники и чужеземцы, что ходили в длинных полосатых халатах и разговаривали гортанными голосами, а налево, за стеной, находился «Кудрявец» — он тоже заполнен иноземцами; нередкость встретить здесь и кочевника-степняка.

Как только Жданко оставался один и руки его не были заняты работой, им овладевала всё та же неотступная мысль о грозной опасности, которая ежедневно, ежечасно может обрушиться на Русь.

Глубоко задумавшись, сидел Ждан у порога Онцифо-ровой ха гы, когда чей-то голос окликнул его:

— Вот, малый, где я тебя повстречал!

Ждан признал в говорившем мастера по бронзе, с которым он познакомился когда-то на торговище.

— А я думал, что ты уже давно уехал к себе домой!

— Эге, малый, я уже с тех пор и домой съездил

84

я в степи побывал и вот вернулся с нехорошими вестями... Худые вести привёз!

— Какие вести? — переспросил Ждан и почувствовал, как от лида отхлынула кровь и прилила к сердцу. — Я видал, — ты всё со степняками знаешься. С кем ты на торговище разговаривал? С половцами?

— Да это не половцы, только сильно на них смахивают, а враги злейшие половцам; они другого племени — торкского, а половцы с терками враждуют, теснят их, сгоняют с кочевьев. Вот торки из мести нам передались. Киевский князь отвёл нм земли по реке Роси, — зовём мы их: «чёрные клобуки», потому что шапки чёрные носят. «Живите, мол, пользуйтесь! — сказал князь. — От половцев вести переймайте, всё узнавайте, нам сообщайте. Защищайте пашу землю, как свою собственную!»

Жданко слушал внимательно всё то, что говорил мастер из Канева.

— А я им не верю! — сказал Ждан.

— Верь не верь, а помощь они нам дают! Язык половецкий знают, лицом схожи — не таятся от них половцы, за своих принимают. Вот и привезли они нам вести, что неспокойно в степи. Я сам был в половецких становищах, товар — зеркала бронзовые — возил, ну и увидел,— правы «чёрные клобуки»: собираются снова в поход половцы!

— Не верю им, — ещё раз упрямо повторил Ждан. — Лицами схожи с половцами, язык их понимают, не может быть того, чтоб свои со своими ссорились.

— Эге, малый, не смыслишь ты многого! Князья наши все ведь русские, а промеж себя свары и споры затевают, друг от друїд города отнимают. Вздумает сильнейший князь город отнять у слабейшего — захватывает силон; князя неугодного убьют или засадят в тюрьму и тех же половцев на помощь себе зовуг, а половцы и рады, хотят на Руси распоряжаться, как в своих становищах. Подчас наши князья и женятся на половчанках, роднятся со степняками.

85

Жданко только громко вздохнул, ничего не ответил.

Каневский мастер продолжал:

— А что со Всеславом, князем полоцким, сделали?!

— А что с ним сделали? — переспросил Жданко.

— А то, что Изяслав киевский с братьями заманил его обманом, а теперь сидит он в порубе — тюрьме.

Жданко глядел на говорившего и не отвечал. А тот неожиданно прервал свою речь и сказал:

— Я вижу, ты еще глуп — мало смыслишь; а вот подумай о моих словах и упреди своих, что шумно стало в степи...

Сказав это, мастер простился со Жданом и быстро ушёл.

Жданко не успел-поразмыслить о словах мастера по бронзе, как увидел подходившего к крыльцу отца своего, Петр илу.

— Батя! родимый! — закричал Ждан; под впечатлением только что слышанного рассказа ему захотелось поделиться с отцом грозной новостью.

Но тут вслед за Петрилон подошли к дому Тудор и Миронег с Глебом.

«Ну что пугать раньше времени!» — подумал Ждан и замолчал.

— Что, сыночек, что ты хотел мне сказать?

— Да нет, ничего, опечалился я, — уезжаешь ты, батя; может быть, долго не свидимся!

— Ну что же делать, Жданко!

Петрило потупил голову, и Ждану стало стыдно, что он печалит и без того грустного отца, а Онцнфор, прищурив глаза, сказал:

— Полно! не с чужими остаёшься. Тут всё свои, будешь ты именитым мастером со временем. Василёв не за горами, не в чужом княжестве.

Жданко устыдился своей печали и перевёл глаза на Глеба.

Жданко заметил, что Глебко был какой-то особенно радостный, весь начищенный, а на ногах мягкие сапоги из жёлтой кожи, с пуговками на боку.

— Это тебе тот кожемяка, у которого ты кожу покупаешь, сапоги сделал? — спросил Ждан и тотчас же испуганно оглянулся: может быть, он зря вымолвил та-

86

кие слова, и Миронег сейчас начнёт расспрашивать о кожемяке и узнает то, что тщательно скрывает от него Глебко. Но и у Глеба и у Миронега лица были спокойны. Ждан спросил тогда своего дружка:

— Ты что такой разряженный сегодня?

— У меня радость великая...

Уже зашли в хату, рассаживаются по местам. Онцифор предлагает Тудору первое место, а тот отнекивается, отказывается.

— Я ниже всех вас — холоп я...

— Ну, что ты, Тудор, — сказал ему Онцифор, — ты самый большой искусник среди нас.

— В этом-то вся его беда и есть, — заметил Мнро-нег: — не будь он таким искусником, не польстился бы на него Гордята, не опутал бы его лукавыми сетями!

— Да что ты, брат! — возразил Онцифор. — Эта беда может с каждым случиться! Вот, скажем, к примеру, сидишь ты на княжеской земле, хлеб свой добываешь, лошадёнку тянешь, семью свою кормишь, княжеского гнёта как будто не чуешь, а вдруг князю втемяшится в голову подарить эту свою землю какому-нибудь дружиннику. А с землёй вместе и ты очутишься под рукой у того дружинника и лишишься ты прежней воли, — захочет новый хозяин взять тебя к себе на двор...

Мало ли что может быть со смердом!

При этих словах Петрило шумно вздохнул, будто собирался что-то сказать. Онцифор и все гости обернулись к Жданкиному отцу, но ему не захотелось вспоминать ту беду, что приключилась с ним нежданно-негаданно, и он промолчал, а Онцифор продолжал, обращаясь к Тудору:

— То-то брат! Не с тобой одним несчастья бывают; мы тебя не за худшего, а за лучшего среди нас считаем! Уж больно хорошо работаешь!

В это время кто-то стукнул в дверь, и в хату вошёл почтенный человек.

Рукоять меча.

87

— Вот он — Офрем! — шепнул Глеб Жданку, а тот так и остался с разинутым от удивления ртом.

Миронег заметил это, усмехнулся и сказал громко:

— Малый-то мой, Глебушко, всё танком от меня к Офрему бегал, а я давно заметил, но молчал, а теперь мы поладили — пускай и у нас свои грамотей будет...

Глебко сидел, опустив глаза, красный, счастливый.

Тудор оглядел стол, убранный по-праздничному, и спросил Онцифора, по какому случаю он такое пиршество устроил.

— Это отвальная Петриле. Я вот заказ хороший сдаю. Ты знаешь, — рукоять-то и делаешь ведь ты! Вот что на ней изобразим! На чёрной земле чудовище хвостатое, серебряное, пасть раскрыта, из пасти пламя чёрное так и валит, а над головой чудища богатырь меч занёс...

Жданко вспомнил сегодняшний разговор с мастером и, несмотря на то, что он самый младший за столом и ему не следовало бы вступать в разговор, воскликнул неожиданно:

— Я знаю, что тут изображено. Это чудище — степь половецкая, а русский храбрец уничтожит, погубит чудовище — отсечёт ему голову...

Гости приумолкли. Вдруг в тишине раздался звук била.

— Что, что случилось? А ну-ка, Жданко с Глебом, — бегите на улицу!

Ни одного, ни другого уже не было в комнате. Они выбежали из дома при первом звуке тревоги.

Взрослые тоже встали с мест, двинулись к выходу.

В это мгновение вбежал Жданко:

— Множество народа на улице... теснота! Не пройти... бегут все вниз... на Подол... Говорят... говорят. .. — У Жданко не хватало дыхания, — говорят...

— Что говорят-то?! — прикрикнул Онцифор.

— Говорят... — Ждан глотнул воздуху, — наш киевский князь Изяслав с братьями Святославом и Всеволодом, 1 все трое сзывают дружину, собирают войско, ополчение. .. и мы с Глебом пойдём в ополчение!

•Изяслав, Святослав, Всеволод — три старших сына Ярослава, прозванного Л1 удрым. Изяслав владел Киевом и Новгородом; Святославу принадлежалп Черниговская земля и Тмутаракань; Всеволоду— Переяславская земля, а также Ростов, Суздаль и Белоозеро.

88

Тут и Глеб с затуманенным лицом вошёл в дом. Он молча подал руку Ждану.

Жданко! Гляди! Работы у нас с тобой сколько! громко сказал Онцифор. — Завтра чуть свет пойду на двор к заказчику — княжескому дружиннику — меч понесу. Рукоять закончишь? — обернулся он к Тудору.

Тот медленно наклонил голову:

— Ночь буду сидеть! Закончу к рассвету. Приходи!

Гости стали прощаться.

— Степь зашевелилась! Но и Русь не будет молчать!


Назад Вперед







© Copyright 2013-2015

пишите нам: webfrontt@gmail.com

UA | RU