Глава VI ПАЛЕОГРАФИЯ СОФИЙСКИХ ГРАФФИТИ

Глава VI

ПАЛЕОГРАФИЯ СОФИЙСКИХ ГРАФФИТИ

В ходе исследования софийских граффити нам постоянно приходилось обращаться к палеографическим сравнениям. Главной целью при этом было датирование надписей. Сейчас, когда в нашем распоряжении есть граффити Софийского собора в полном объеме, представляется интересная возможность проследить развитие графики надписей на протяжении XI — XVII вв., которая в некоторой мере (учитывая специфику написания граффити) отражает эволюцию киевской письменности на различных исторических этапах, начиная со времени расцвета Киевской Руси и кончая периодом национально-освободительной войны 1648—1654 гг. на Украине. Надписи-граффити имеют для подобного наблюдения по сравнению с другими письменными памятниками ряд больших преимуществ. Они хорошо локализуются, довольно точно датируются благодаря надписям с датами и, что самое главное, дают возможность проследить развитие графики на однотипных памятниках, написанных в одинаковой технике выцарапывания на одном и том же материале — фресковой штукатурке1.

Одной из предстоящих задач является определение специфики буквенных начертаний граффити и сравнение их с особенностями палеографии книжного письма, установление общих черт и различий между этими двумя группами письменных памятников. В дальнейшем, когда мы исследуем надписи всех уцелевших киевских архитектурных и археологических памятников древней Руси, выводы относительно их особенностей и места в древнерусской палеографии можно будет еще больше уточнить.

Первоочередное значение для палеографических наблюдений, несомненно, имеют датированные надписи. Подобные граффити вошли как в первое, так и в настоящее издание. Среди них сравнительно небольшое число содержит прямые даты. Это граффити 10322, 1052, 1054, 1197, 1221, 1257, 1259, 1285 и 1510 гг. Кроме того, есть ряд датированных надписей XVII в. Некоторые граффити — 1197, 1257 и 1259 гг.—представляют

Рис. 4. София Киевская. План 1-го этажа. Цифрами указаны места расположения граффити.

РАСПОЛОЖЕНИЕ ГРАФФИТИ В СОБОРЕ. Памятники книжной письменности, которые сохранились до нашего времени, как известно, очень трудно точно отнести к определенному месту написания. Именно в этом преимущество граффити древних архитектурных памятников бесспорно — мы точно знаем место их нахождения. В данном случае — это Киев, Софийский собор. В пределах храма можно указать, где именно сделана та или иная надпись. Какую же закономерность удается установить в расположении граффити? Сейчас уже можно с уверенностью сказать, что граффити тесно связаны с содержанием фресковой живописи собора. В первом выпуске софийских граффити указывалось, что излюбленным местом написания граффити были изображения популярных святых и «честные кресты». Надписи, не связанные с содержанием фресковой

Рис. 5. София Киевская. План 2-го этажа. Цифрами указаны места расположения граффити.

живописи, встречаются в тех местах, которые служили для прохода или где толпился народ. К таким местам можно отнести северо-западную лестничную башню собора и западную внутреннюю галерею. Целый ряд надписей обнаружен на изображениях святых: Николая, Онуфрия, Пантелеймона, Стефана, Константина и др. Значительное число граффити, не связанных с фресковой живописью, выцарапано, судя по месту написания и содержанию, духовными лицами в главном алтаре в апсидных частях Георгиевского и Михайловского приделов, а также в алтарных апсидах приделов Петра и Павла, Иоакима и Анны.

Подавляющее большинство граффити, обнаруженных на первом этаже собора, находится на столбах с южной стороны от центрального нефа. Эта особенность, несомненно, отражает расположение во время церемоний в соборе мужчин с южной, а женщин с северной стороны. Мужчины сделали подавляющее большинство надписей и рисунков. Среди них, вероятно, больше было грамотных. Из граффити, выцарапанных женщинами, можно с уверенностью назвать только три: Олисавы (№ 27), Агафии (№ 60) и Илиосавии (№ 230).

Несколько иное расположение имеют надписи с княжескими именами. Некоторые из них, как и следовало ожидать, сделаны на хорах, где обычно находилась княжеская семья во время богослужений и других торжественных церемоний. Тут надписи Олисавы, автограф ее сына Михаила-Святополка Изяславича, запись, которая, как кажется, относится к Владимиру Мономаху (№ 132), запись князя Георгия и его мечника Василия (№ 31). Еще одна запись с упоминанием крестильного имени Владимира Мономаха — Василия — находится в апсидной части Михайловского придела. Три надписи с княжескими именами выцарапаны на юго-западном крещатом столбе подкупольного квадрата, названного нами «княжеским». Тут написаны граффити: «4 лета княжил Святослав...», о «раке» Андрея-Всеволода, о смерти Владимира Мономаха. Несомненно, тематика этих записей объясняется принадлежностью их авторов к княжеской дружине, к князю. Это явствует из надписи о «раке» Андрея-Всеволода Ярославича, написанной «отрочкой» — отроком князя Дмитром. Надо полагать, что именно здесь, в юго-западной части собора, располагались лица, близкие по социальному положению к правящей княжеской династии.

Неподалеку от «княжеского» столба расположена одна из записей собора — о смерти Ярослава Владимировича Мудрого. Она написана в центральном нефе на южном, третьем от главного алтаря крещатом столбе. Место написания этого важного граффито не могло быть случайным.

Вместе с тем фресковый персонаж, на котором сделана надпись,— Пантелеймон — не имеет никакого отношения к Ярославу Мудрому. Его патроном был, как известно, святой Георгий. Место надписи о смерти Ярослава Мудрого, несомненно, связано с тем, что рядом вверху, на не сохранившейся сейчас стене, находилась та часть ктиторской фрески собора, где, согласно рисунку А. ван Вестерфельда 1651 г., был изображен сам князь — ктитор. Еще и сейчас можно видеть остатки этой фигуры князя на пилястре с южной стороны центрального нефа. Возможно также, что место написания записи о смерти Ярослава связано в какой-то мере с расположенным рядом граффито 1052 г.

Первоначально, из-за повреждения штукатурки в этом месте, мы полагали, что речь в записи идет о каком-то разгроме4. Содержание надписи зависит от чтения поврежденного слова третьей строки граффито. Сейчас предложено новое чтение этого слова: «разгремелся», «разгремелося»5. При таком чтении становится понятной ссылка автора не только на год, месяц и день события, но и на час: «в 9 час дне». Но почему автор записи предавал столь большое значение грому? На этот вопрос кратко (более подробно об этом см. ниже) можно ответить двояко: гром имел какое-то отношение к упомянутому в граффито Евтропию и его житию6 или ему придавалось важное значение в связи с гадальными книгами — «Громниками», получившими распространение в Византии и на Руси7. В «Гром-никах» предсказывались различные события в зависимости от того, когда гремел гром. Особое место в них уделялось предсказанию смерти царей и великих мужей8. В свете этих данных возникает вопрос: не является ли запись о громе 1052 г. предсказанием смерти «царя» — Ярослава Мудрого? Если это так, то запись о его смерти вполне логично было поместить рядом с той, которая предсказывала это событие и находилась вблизи изображения умершего.

Значительно проще объясняется место написания двух граффити с именем Святополка Изяславича: записи о мире на Желя-ни и «приде князь Святополк». Поскольку главным действующим лицом этих надписей был великий киевский князь Свято-полк, имевший христианское имя Михаил, то именно это и предопределило место записей у входа в предалтарную часть Михайловского придела. Интересно отметить, что святой Михаил был патроном еще одного участника мира, заключенного на Желяни,— Олега Святославовича.

Рассмотренные закономерности в расположении граффити относятся главным образом к надписям XI—XIV вв., что же касается записей более позднего времени, то они, за редким исключением, игнорируют тематику фресковой живописи собора. Они встречаются в средней части собора, западной внутренней галерее, на стенах северной лестничной башни.

т. е. там, где обычно находилось много различного люда. Вообще надо полагать, что большинство несохранившихся граффити было сделано в открытых галереях, которые двумя рядами окружали центральную часть здания. Именно в этих местах находились во время церемоний в соборе наиболее демократические слои населения города, контроль за которыми со стороны духовенства был здесь значительно меньше. Выцарапыванию граффити способствовало и дневное освещение в галереях. К сожалению, галереи, особенно внешние, больше других частей собора пострадали от времени. Фресковые изображения с находившимися на них граффити или обвалились, или в более позднее время были закрыты разными пристройками.

Из мест, где были обнаружены многочисленные интересные граффити, особо следует отметить изображение Онуфрия в южной наружной галерее. Достаточно сказать, что здесь открыто 41 граффити, в том числе: запись о епископе XI в. Луке Белгородском, о другом белгородском епископе XIII в. Аврааме, об отроке Иване, о Бояновой земле, о Пищане, который ходил учиться к софийским дьякам, о дьяке Иване, о нопине Беловежском и многие другие.

Местом, где наблюдается большое скопление граффити, является также алтарная часть Михайловского придела. Здесь обнаружены следующие надписи: художника-грека Георгия, необычная древнерусская азбука, неоконченная надпись с именем архиепископа Мартирия, составленная из художественно выполненных заглавных букв, запись пресвитера Кузьмы, надпись Василия-Владимира Мономаха, митрополита-грека Никифора и многие другие записи и рисунки.

Чем же привлекали авторов граффити эти места? Вероятно, это можно объяснить так. Онуфрий был весьма популярным на Руси святым, и поэтому его фресковое изображение во внешней южной галерее привлекало внимание многочисленных посетителей, тем более, что для поклонения ему не надо было входить в сам собор.

Совсем другими причинами можно объяснить обилие граффити в алтарной части Михайловского придела. Сюда не допускались простые смертные, но зато софийские клирики имели здесь полную свободу действий. И действительно, из текста одного граффити известно, что его автор «пресвитер» — священник Кузьма, а из другого — «чернец» — монах Иаков. Руками церковных служек, вероятно, здесь было выцарапано много граффити, в том числе рисунки оседланного боевого коня, коровы с надписью над ней «хмуу» и др. Одного из авторов, писавших в этом месте, как будто волновали вопросы возникновения древнерусской письменности, почему он и выцарапал известную ему откуда-то, необычную даже для того времени азбуку.

Подавляющее большинство граффити Софийского собора написано на уровне глаз человека среднего роста, стоявшего на первоначальном древнем полу XI в. Надписи сделаны в нижних частях фресковых изображений. Обычно это фон или позем, но встречаются граффити и на туловищах фигур. Некоторые надписи XI—XII вв. выцарапаны на разгранке — полосе, проведенной краской и отделяющей одну фреску от другой. В этом проявлялось стремление авторов граффити не портить фресковых изображений.

МАТЕРИАЛ И ОРУДИЯ ПИСЬМА, СПЕЦИФИКА НАПИСАНИЯ ЗНАКОВ. В палеографии, как известно, наиболее важными факторами, оказывающими влияние на характер написания букв, являются материал письма и способ нанесения на него знаков. Для граффити в древних архитектурных сооружениях материалом письма служила фресковая штукатурка, обмазка кладки или, реже, различные каменные детали. При этом и материал, и принадлежности письма довольно необычны. Буквы граффити писались острым предметом, но они не выдавливались, как на сырой штукатурке или эластичной бересте, а выцарапывались выкрашиванием частичек штукатурки. Несомненно, такой способ письма требовал не только некоторой ловкости и умения, но и значительных физических усилий.

Учитывая большое влияние материала письма на палеографические особенности изучаемых текстов, рассмотрим подробнее, что, собственно, представляет собой фресковая штукатурка XI в., что входит в ее состав и как она приготовлялась. На основании «типиков и оригиналов» (руководств для художников) XVI в. можно заключить: процесс приготовления фресковой штукатурки (левкаса) был довольно сложным. Бралась хорошая старая известь, гашенная на протяжении десяти, а то и больше лет, и просеивалась через густое сито. Затем известь

разводилась водой, тщательно размешивалась и отстаивалась на протяжении 5—6 часов. Вода с плавающей на ее поверхности так называемой емчугой9 сливалась, а вместо нее наливалась свежая. Процесс промывки велся днем и ночью на протяжении всего лета. Осенью промытая таким образом известь сгребалась в кучи и вымораживалась зимой, а весной снова промывалась до тех пор, пока сливаемая вода не становилась совершенно прозрачной10. Многократное промывание и вымораживание гарантировало будущую живопись от появления емчуги, которая в противном случае через несколько лет, как белым пухом или мхом, покрывала фрески. Известь в результате описанной обработки теряла некоторые свои качества, в частности, способность хорошо схватываться. Поэтому к левкасу необходимо было добавлять различные вяжущие вещества: ячменный клейстер, мелко нарубленную солому и т. д. Остатки такой «соломки», как ее называют реставраторы, и зернышек ячменя встречаются во многих местах на фресках Софийского собора. При чтении граффити постоянно приходится опасаться, чтобы ошибочно не принять такую «соломку» за часть буквы.

Приготовленный описанным выше способом левкас—фресковая штукатурка — имел важную для выцарапывания граффити особенность. Известь после обработки становилась мелкозернистой и эластичной, а поверхность затвердевшей фресковой штукатурки становилась матовой. Первоначальное состояние фресковой штукатурки сейчас можно наблюдать только в тех немногих местах собора, которых не коснулось «поновление» масляными красками в XVIII—XIX вв. В остальных частях собора фрески перед тем, как их прописали масляной живописью, грунтовали с помощью горячей олифы. После такой обработки фресковая штукатурка, высохнув, становилась очень твердой и приобретала желтоватый цвет. Для сохранности граффити подобная грунтовка олифой имела существенное значение, так как она надежно защищала их от повреждений и выветривания.

Существенным фактором, от которого зависела твердость фресковой штукатурки, была ее влажность. В древности собор не отапливался, и поэтому зимой его стены сильно промерзали, а весной, в результате конденсации теплого воздуха, поступавшего снаружи, на фресках появлялась значительная влажность11. Штукатурка при этом пропитывалась водой и, несом-

ненно, несколько размягчалась, что облегчало выцарапывание граффити. Возможно, большой влажностью штукатурки и объясняются очень правильные начертания букв в некоторых надписях, которые напоминают записи, сделанные на сырой незатвердевшей штукатурке. Большая влажность штукатурки, вероятно, была в определенное время года в открытых галереях собора.

Чем же делались граффити? Что служило орудием письма? По этому поводу есть несколько высказываний исследователей. Б. А. Рыбаков, не уточняя, считал, что граффити писались коническим острием12. В. Л. Янин полагал, что они выцарапывались писалами-стилями, которые были изобретены специально для письма на бересте13.

Исследование софийских граффити позволяет существенно дополнить эти высказывания. Наблюдение особенностей графики граффити дает возможность выделить три основные группы надписей: а) выцарапанные писалами, б) вырезанные ножом, в) выцарапанные иглой. Подавляющее большинство граффити сделано писалами или инструментами, близкими к ним. Писала-стили нередко встречаются во время археологических раскопок14. Они представляют собой металлический круглый стержень толщиной 5—6 мм и длиной 10—12 см1Ь. С одной стороны писало заострено, а с другой имеет маленькую, иногда украшенную узорами лопаточку, с помощью которой выравнивалась восковая поверхность для письма и удалялись излишки воска. Писала изготовлялись из железа, меди и кости. Учитывая твердость штукатурки, наиболее вероятно, что граффити наносились преимущественно железными и стальными писалами с неострым, несколько закругленным острием. Употребление писал из меди и кости ограничивалось твердостью штукатурки. Из числа граффити, написанных писалами, с уверенностью можно назвать: запись о мире на Желяни, надпись о Бояновой земле, надпись о попине Беловежском и др. Свои граффити, несомненно, писалами сделали Иван—дьяк Давыдов и «выученик» Пищан. Наличие писал у этих авторов граффити вряд ли может вызвать сомнение.

Надписи, вырезанные ножом, можно отличить от прочих граффити: мачты букв в них посредине шире, а к концам уже. Кроме того, преимущество в выцарапанных ножом буквах отдается прямым линиям. Наиболее характерная надпись, выполненная ножом,— поминальное граффито о смерти некоего Бориса в алтарной апсиде придела Петра и Павла, а также надпись Ставра Городятинича на изображении Николая в центральном нефе (№ 19, 212).

Из граффити, выцарапанных иглой, наиболее типичны: перечисление имен — Филиппа, Прокопия и Ульяны на южной алтарной стене Георгиевского придела (№155), надпись «...по-паше Кузьма порося» из апсиды Михайловского придела (№2123) и «Сидящий в послушании отца своего...»—запись на южной половине хоров (№ 128).

Писалом, ножом и иглой на штукатурке очень трудно было передать не только правильную конфигурацию букв, но и тонкие и толстые линии, которые соответствовали бы нажиму пера при письме на пергамене или бумаге. Если писало имело тупое острие, то и все линии букв получались толстыми, а если острое — то тонкими. Правда, в отдельных надписях XI—XII вв. можно заметить стремление авторов граффити передать на письме толстые и тонкие линии. Это наблюдается в написании букв П и К в записях «Спаси, господи, кагана нашего» (№ 13) и «Святые 40 мучеников» (№ 40). В некоторых случаях утолщения на концах букв (Г, Д, Т) в виде клинышков передавались двойной линией.

Что касается рисунков, то они выцарапывались, вероятно, теми же предметами, что и надписи. Княжеский знак во Владимирском приделе (№2 75) и надпись при нем, несомненно, сделаны иглой или очень острым писалом.

Палеографические особенности граффити связаны также с тем, что надписи делались на вертикальной плоскости. Материал письма не лежал горизонтально, как при письме на пергамене, бумаге или бересте, а находился в довольно неудобном для пишущего положении, что также вызывало дополнительные трудности.

Итак, главными факторами, которые повлияли на вачерта-ния букв софийских граффити, были: материал письма — довольно твердая фресковая штукатурка и ее состояние (влажность, сухость, освещенность собора, вертикальное положение); принадлежности письма — писала, ножи, иголки или другие подобные предметы. Кроме того, сказывалось официальное запрещение писать на стенах церквей, что вызывало поспешность, а как результат ее — пропуски букв, неточные написания, искривление строк и т. д. Положение осложнялось еще и тем, что во внутренних помещениях собора царил полумрак.

Рассмотрим несколько примеров, показывающих, как именно первых два фактора (материал и принадлежности письма) влияли на начертания отдельных букв. Решающее значение имела твердость штукатурки, из-за которой трудно было писать полукруглые линии. Резец на ней часто срывался, и линии вместо полукруглых получались ломаными. Особенно хорошо это заметно в начертании буквы S («зело») в надписи 1052 г. (№ 3). Буква, по-сути, состоит из небольших прямых отрезков и поэтому не имеет плавного перехода от головки к нижней части. То же самое можно сказать об этой букве в надписи 1054 г. (№ 8).

Ломаная линия вместо полукруга встречается и при написании буквы Ъ. Такой «ер» встречается, например, в слове «Андрей» надписи о «раке» Всеволода Ярославича (№ 4).

Особенно часто при написании букв граффити соскальзывал резец, что приводило к продолжению линий в нежелательном направлении, чаще всего в нижнее междустрочное поле. Так случилось, например, в записи о «раке» Андрея-Всеволода Ярославича (№ 4) с буквой Ь в слове «четвьерг», в надписи о смерти Ярослава Мудрого (№ 8) с буквой Ш в слове «нашго», в надписи о Бояновой земле (№ 25) с буквой С в слове «вьсю» и др.

Сопряжение мачт с перекладинами и дугами также не всегда удается авторам граффити. В надписи о «граматике» (№ 101), например, буква А в одном случае имеет вид 4.. Далеко вниз соскользнул резец при написании буквы А в слове «рабу» в надписи Ильи ^ (№ 62). В этой же надписи горизонтальная перекладина буквы Н (и) значительно выходит справа и слева за пределы мачт. Далеко вправо заходит горизонтальная линия Г в надписи о «раке» Всеволода. В надписи о мире на Желяни (№ 5) перекладина буквы Н в слове «миръ» выходит далеко за пределы буквы и касается даже рядом стоящего Р.

Часто авторам граффити не удается сопряжение линий в средней части (петле) буквы М, из-за чего во многих случаях она имеет начертание — ЛО , как в граффити о смерти Луки Белогородского (№ 10) или Лазоря-забойника (№ 61) и др.

Буква П в граффити часто пишется как ТГ с горизонтальной линией, далеко выступающей по обе стороны буквы. Возможно, здесь имеет место подражание графике греческой буквы «пи». Подобные написания этой буквы встречаются в надписях № 4, 27, 99, 123. В надписи об Олисаве (№ 27) верхняя часть буквы С из-за нежелательного движения руки автора сомкнулась с нижней частью и поэтому может быть ошибочно прочитана, как О. В этой же надписи есть и ряд других неточных начертаний букв.

Приведенные начертания букв совершенно не встречаются в памятниках книжной письменности. Это объясняется, как уже указывалось, тем, что материал письма оказывал значительно большее сопротивление резцу-писалу, чем пергамен или бумага перу. Выцарапывание граффити значительно ближе поэтому к письму на бересте, в котором также наблюдаются необычные начертания букв с мачтами, выходящими в нижнее или верхнее междустрочное поле, с неточно сопрягающимися перекладинами и дугами16.

Еще ближе к надписям на штукатурке надписи на металле, поскольку материал письма здесь также имеет значительную твердость, а буквы гравируются резцом. В подобных надписях также часты случаи соскальзывания резца даже у профессиональных резчиков. Например, в надписях-автографах мастеров Косты и Братилы на донышках изготовленных ими кратеров для Новгородского Софийского собора можно заметить те же ошибки, что и в некоторых софийских граффити. В надписи Косты продолжение горизонтальных линий наблюдается в буквах Ъ (в слове «делалъ»), 3 («помози»), Р и Б (в слове «рабу»)17. Такие же примеры можно привести из надписи Братилы.

Несмотря на специфические особенности выполнения граффити, как мы увидим далее, графика их не представляет собой что-то совершенно новое, наоборот, авторы настенных записей всегда стремились подражать книжному письму. Насколько им это удавалось — вопрос другой.