ГРАФФИТИ И ВРЕМЯ ПОСТРОЙКИ СОФИЙСКОГО СОБОРА

ГРАФФИТИ И ВРЕМЯ ПОСТРОЙКИ СОФИЙСКОГО СОБОРА. Много нового дают софийские граффити для решения различных вопросов, возникающих при архитектурном и искусствоведческом изучении собора. Важнейшие из них: даты заложения и окончания строительства, время выполнения живописи, вопрос о мастерах. Все эти проблемы на протяжении многих лет привлекают внимание исследователей. По главному из упомянутых вопросов — дате сооружения собора — пока не

существует единого мнения. Ученые разделились на две группы: одни из них считают годом заложения здания 1017 г., а окончания постройки — 1037 г.115, другие заложение Софии относят к 1037 г., а завершение — к середине XI в.116

Исследователи, придерживающиеся ранней даты, опираются на указание Новгородских летописей под 1017 годом: «Въ лето 6525 Ярославъ иде къ Берестию. И заложена бысть святая София Кыеве», и далее под 1037 годом в некоторых списках: «Заложи Ярослав город Кыевъ и церковь святыя Софея сверши»117.

Важным аргументом в пользу ранней даты заложения собора является также сообщение Титмара Мерзебургского о существовании в Киеве монастыря св. Софии, где была устроена встреча Болеславу и Святополку в 1018 г. Сообщение Титмара о том, что указанный монастырь погорел в предыдущем году (1017 г.) согласуется с летописным: «Ярославъ иде в Киевъ, и погоре церкви»118.

Дополнительные данные в пользу ранней даты заложения Софийского собора имеются и в других источниках, о которых речь будет идти ниже.

Сторонники позднего заложения Софийского собора в 1037 г. строят свои доказательства главным образом на сообщениях летописных статей 1036 и 1037 гг. В первой из них речь идет о разгроме печенегов на «поле вне града», а во второй перечисляются постройки Ярослава Мудрого и воздается хвала его просветительной деятельности. Примером того, как понимают и сейчас эти сообщения летописи, может быть высказывание одного из сторонников поздней даты построения Софии П. Г. Лебединцева: «Что св. София каменная заложена не ранее 1037 г.— это несомненно, потому что она заложена после победы Ярослава над печенегами, бывшей в 1036 г. и притом на самом месте их поражения»119.

Подобный вывод вытекает из кажущейся взаимосвязанности летописных статей 1036 и 1037 гг. Согласно тексту статьи 1036 г., во время битвы с печенегами на месте Софии было «поле вне града». Противники сошлись «идеже ныне стоит святая София». Следовательно, когда делалась запись в летописи, «на поле вне града» уже стояла София. Это свидетельствует о явно позднейшем происхождении записи. Спустя много лет летописец, чтобы указать место описываемого им

события, обращается к Софии, как к известному всем ориентиру.

Статья 1037 г. содержит много противоречий, не раз отмечавшихся исследователями120. Читается она так: «В лето 6545. Заложи Ярославъ городъ великый, у него же града суть Златая врата; заложи же и церковь святыя Софья, митрополью, и посемь церковь на Золотыхъ воротехъ святыя Богородица благовещенье, посемь святого Георгия монастырь и святыя Ирины»121.

Далее, в той же летописной статье говорится о Софии как о построенной, воздается похвала книжной мудрости, положению Ярославом книг в Софии, украшению ее золотом и серебром, церковными сосудами и т. д. Все это доказывает, что статью 1037 г. нельзя рассматривать как дату заложения перечисленных в ней зданий. В статье подводится итог всей строительной и просветительной деятельности Ярослава Мудрого. На это и ранее правильно указывалось некоторыми исследователями данного летописного сообщения122. Слово «заложи», рассматриваемое ошибочно как акт заложения Софии в 1037 г., летописец употребляет в том смысле, что Ярослав Мудрый во время своего княжения был основателем целого ряда перечисленных построек. За это ему и воздается хвала. Летописную цитату 1037 г. следует поэтому читать так: «В лето 6545. Заложи Ярослав (за свое княжение.— С. В.) городъ великый, у него же града суть Златая врата...» и т. д.

Описание событий в статье 1037 г., как и в статье 1036 г., носит следы позднейшего отнесения к этим годам. Автор статьи 1037 г. уже знал конечный итог строительной деятельности Ярослава Мудрого. Свидетельствует об этом упоминание па-трональных монастырей Георгия и Ирины. О времени окончания строительства церкви Георгия имеются достоверные, точные сведения. По сообщению «Проложного сказания об освящении церкви Георгия перед вратами св. Софии», церковь была окончена постройкой и освящена 26 ноября митрополитом Иларионом, а значит, не ранее 1051 г., когда он был возведен в этот сан123.

Позднейшее происхождение имеет, как кажется, и название главных городских ворот Киева. В статье 1037 г. они названы Золотыми. Как увидим далее, более древнее их название было Великие. Так их называет Иларион в своем «Слове».

Таким образом, сообщение, читающееся в летописи под 1037 годом, является похвалой Ярославу, которая первоначально, как полагал А. А. Шахматов, завершала древнейший летописный свод, оканчивавшийся 1039 годом124. Автор похвалы Ярославу мог знать итог его строительства (и в том числе церквей Георгия и Ирины) только после 1051 г., когда церковь Георгия была освящена. Он не стремился указать, когда была заложена Ярославом та или иная постройка, а хотел воздать ему похвалу за всю строительную деятельность: основание Русской митрополии, укрепление Киева, постройку монастырей, украшение Софии и т. д. Его целью было подчеркнуть, что Ярослав был достойным продолжателем «добрых дел» Владимира. Почему похвала Ярославу была отнесена к 1037 г,— сказать трудно. С таким же успехом эту похвалу можно было бы отнести и к 1054 г,— году смерти Ярослава Мудрого, когда вполне уместно было подвести итог его деятельности. Но наиболее вероятно, что отнесение похвалы Ярославу к 1037 г. объясняется завершением в этом году строительства Софийского собора. Похвала за непостроенное здание была бы более чем неуместна.

Содержание летописных статей 1036 и 1037 гг. показывает, что изложенные в них события искусственно связаны между собой и что они не имеют прямого отношения друг к другу. Разгром печенегов, читающийся под 1036 годом, вряд ли мог относиться к указанному году. Вероятно, эта запись является результатом позднейшего редактирования летописного текста.

Если исследователи строительной деятельности Ярослава Мудрого неоднократно обращались к противоречивым сообщениям указанных летописных статей, то другой, более древний и достоверный источник — «Слово о законе и благодати...» Илариона — привлекался для этой цели значительно реже. Первым обратил внимание на важность «Слова» для решения вопросов, связанных со строительной деятельностью Ярослава, Д. Айналов125.

Наиболее ранний список «Слова» Илариона сохранился в сборнике XII — XIII вв., т. е. оно дошло до нашего времени в более раннем списке, чем летопись126. Общепринятая датировка памятника 1037—1050 гг.127 Его крайняя наиболее поздняя дата определяется благодаря упоминанию в нем как жи-

вой супруги Ярослава — княгини Ирины, умершей, согласно летописи, в 1050 г.

Много места Иларион уделяет в «Слове» похвале деятельности Владимира Святославича и Ярослава Мудрого. Им воздается похвала и за постройки, возведенные в Киеве. Сначала Иларион говорит о постройке Владимиром Десятинной церкви, а затем сразу же переходит к строительной деятельности Ярослава. Главной его заслугой он считает сооружение Софийского собора: «Добръ же зело и веренъ послухъ сынъ твои Георгш, его ж сътвори господь наместника по тебе твоему вла-дычьству; не рушаща твоих оуставъ, нъ оутвержающа ни оумо-ляюща твоему благоверию положеша, но паче прилагающа, не сказаша нъ оучиняюща, иже недоконьчаная твоа наконьча, акы Соломонъ Давыдова, иже дом божш великыи святый его премудрости създа на святость и освещение граду твоему, юже съ всякою красотою оукраси, златомъ и сребромъ и камешемъ драгымъ и съсуды честными, яже церкви дивна и славна всемъ округъниимъ странам, яко же ина не обрящется въ всемь полу-нощи земнеемь ото въстока до запада. И славный градъ твои Кыевъ величьствомъ яко венцемь обложилъ, предалъ люди твоа и град святей всеславнш скорей на помощь хресНаномъ святей Богородици. Ей же и церковь на великыихъ вратехъ създа, въ имя первааго господьскааго праздника святааго

,гв н. н. Розов.    Благовещеша»128.

Указ, соч., стр. 168

В приведенном отрывке похвалы строительной деятельности Ярослава Мудрого прежде всего привлекает внимание следующее. Из построек Ярослава названы: Софийский собор (дом премудрости божьей), украшенный серебром, золотом, дорогими камнями, церковными сосудами; город Киев (укрепления) и церковь Благовещения на Великих, позже Золотых, воротах. Похвала из «Слова» весьма напоминает летописную под 1037 годом. Она представляет собой как бы более ранний, первоначальный вариант ее. На большую древность похвалы в «Слове» по сравнению с летописной указывает отсутствие в ней упоминания о патрональных монастырях Георгия и Ирины, которые, несомненно, должны были быть поставлены Иларионом в заслугу Ярославу. Отсутствие их в «Слове» хорошо согласуется с тем, что церковь Георгия была окончена постройкой в 1051 г. Последнее убеждает в том, что во время создания «Слова» церквей Георгия и Ирины еще не существовало или они нахо-

дились в стадии строительства129. Не вспоминает Иларион и о библиотеке в Софии, что, вероятно, свидетельствует о более позднем времени этой акции Ярослава.

А теперь обратимся к главному аргументу «Слова» в пользу ранней даты постройки Софийского собора. Д. В. Айналов, анализируя приведенный отрывок «Слова», правильно отметил значение сравнения Иларионом строительной деятельности Владимира и Ярослава с такой же деятельностью библейских персонажей — Давида и Соломона. Именно из этого сравнения Д. В. Айналов сделал свой главный вывод. Подобно тому, как Соломон завершил завещанный Давидом, его отцом, Иерусалимский храм, Ярослав Мудрый завершил задуманный Владимиром Софийский собор130.

В древнерусской литературе старшего периода довольно часто встречаются сравнения с соответствующими случаю библейскими сюжетами 131. В начальной части «Повести временных лет» под 6463 (955 годом) летописец сравнивает княгиню Ольгу с царицей Ефиопской: «Се же бысть, яко же при Соломоне приде царица Ефиопьская, к Соломону, слушати хотящи премудрости Соломони»132. В упоминавшейся похвале Ярославу под 1037 годом также фигурирует имя Соломона. В надгробном слове Изяславу Ярославичу, помещенном под 1078 годом, он также сравнивается с Соломоном133. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Иларион прибегнул к указанной библейской параллели. Для такого сравнения он имел, несомненно, веские основания. Несмотря на то, что Д. В. Айналов — знаток библейских текстов — весьма определенно связывал рассматриваемую параллель только со строительной деятельностью Владимира и Ярослава, может возникнуть вопрос: не идет ли в ней речь о Ярославе вообще, как о продолжателе дел Владимира, в частности главнейшего из них — распространения и укрепления христианства? Убедиться в том, что слова Илариона «...иже недоконьчаная твоа наконьча, акы Соломонъ Давыдова...» относятся исключительно к строительной деятельности Владимира и Ярослава, можно, рассмотрев соответствующие места библейского текста, где ряд глав посвящен рассказу о подготовке и строительству Иерусалимского храма, задуманного Давидом и завещанного им построить сыну — Соломону134. Далее много места уделяется описанию двадцатилетней постройки храма, внутренней его отделке, убранству и т. д.

Что же могло побудить Илариона сделать соответствующее сравнение с библейским сюжетом? Несомненно, совпадение того, что царь Давид задумал, а его сын Соломон завершил строительство Иерусалимского храма, с тем, что Владимир задумал, а его сын Ярослав построил Софийский собор. Если же предположить, что Владимир Святославич не имел никакого отношения к постройке Софии и вся инициатива в этом принадлежала Ярославу, то параллель Илариона с указанными библейскими персонажами теряла бы всякий смысл.

Отметим еще и другие моменты, которые могли заставить Илариона сделать эти сравнения.

Строительство Иерусалимского храма продолжалось 20 лет. Если считать датой заложения Софийского собора в Киеве 1017 г., а завершения его — 1037 г., то время строительства его тоже составит 20 лет. Подобные совпадения вряд ли могли ускользнуть от Илариона — тонкого наблюдателя и весьма эрудированного теолога135.

Мысль о том, что еще Владимир задумал строительство грандиозного Софийского собора, не может показаться невероятной, если вспомнить сообщение Иоакимовской летописи о деревянном храме св. Софии, построенном в Киеве княгиней Ольгой по возвращении из Царьграда136. Об освящении какой-то церкви св. Софии 11 мая 6460 (952 г.) упоминается в Апостоле 1307 г.137 Свидетельством существования при Владимире церкви Софии служит, по-видимому, упоминавшееся выше сообщение Титмара Мерзебургского 1018 г. о монастыре св. Софии. В упомянутом монастыре была одноименная церковь, сгоревшая в предыдущем 1017 году. «Архиепископ этого города с мощами святых и различными церковными украшениями торжественно встретил их вступление у монастыря св. Софии, который в предыдущем году по несчастной случайности сгорел»138.

Следовательно, мысль о постройке каменного Софийского собора — русской митрополии — могла возникнуть, когда в нем стала ощущаться необходимость, еще при Владимире. Подтверждается это последними изысканиями в области становления церковной иерархии на Руси, согласно которым русская митрополия возникла не в 1037—1039 гг., как полагал А. А. Шахматов и его последователи, а значительно раньше — в 997 г.139

Существование митрополии на Руси до 1011 г. подтверждается и указанием одного древнерусского источника — «Устава церковного Владимира», в котором глава русской церкви назван митрополитом. «Устав» в целом относится к позднему времени (XIII в.), но исследователи его единодушны в своем мнении, что важная для нас фраза «и азъ съгадавъ съ своею княгинею съ Анною и съ своими детми, далъ есмь ты соуды церквамъ, митрополитоу и всемъ пискоупиямъ по роусьскои земли» восходит к подлинному документу Владимира140. Это убедительно подтверждается упоминанием об Анне — супруге Владимира Святославича, умершей, согласно летописи, в 1011 г.

Из приведенного выше текста сообщения Титмара Мерзе-бургского выходит, что монастырь св. Софии в 1018 г. был резиденцией архиепископа, встречавшего Святополка и Болеслава. Звание архиепископа, упомянутое Титмаром, характерное для западной церкви, А. Поппэ трактует как соответствующее сану митрополита византийской церкви. В своих выводах он опирается на сфрагистические материалы — на печати византийских иерархов, опубликованные В. Лораном, согласно которым титул архиепископа носили митрополиты не только западных провинций (Фессалоники, Коринф, Диррохий), но и старших митрополий (Кессария, Эфес, Ираклий и др.)141. Учитывая, что звание архиепископа в сообщении Титмара соответствовало митрополичьему и что в монастыре св. Софии был одноименный храм, можно сделать важный вывод: именно здесь находилась в 1018 г. киевская митрополия. Поэтому трудно сомневаться в том, что новый каменный храм Софии после пожара 1017 г., упомянутого в летописи, был заложен не в одноименном монастыре. Этот вывод подтверждается тем, что указанный монастырь и до акта заложения новой Софии был резиденцией киевского митрополита, а также названием монастыря, а значит и храма в нем — Софийского, и, наконец, традицией, согласно которой ветхие или сгоревшие церкви на Руси возобновлялись на своих прежних местах142.

У Ярослава Мудрого, кроме пожара 1017 г., вероятно, были и другие причины начать строительство в этом году. Заняв Киев, он не мог предполагать, что ему предстоит еще многолетняя борьба с Святополком и тем более с Болеславом. Поэтому, зная о строительных планах Владимира, вероятно, получивших широкую огласку и касавшихся не только постройки каменного Софийского собора, но и расширения города, Ярослав, желая привлечь к себе симпатии «кыян» и показать себя продолжателем заветов Владимира, произвел торжественный акт закладки, что и нашло отражение в летописной записи 1017 г. Но развернуть строительство Ярославу не удалось, так как возобновилась борьба за киевский стол с Свято-полком и Болеславом.

Некоторые исследователи, начиная с Н. А. Максимовича и П. Г. Лебединцева, полагали, что под 1017 годом в Новгородских летописях сообщается о закладке деревянной церкви Софии143. Сторонником этой точки зрения в наше время является А. Поппэ. Его концепция заключается в следующем. На месте сгоревшей деревянной церкви, сооруженной Владимиром, к августу 1018 г. была построена новая, в которой и происходила встреча архиепископом Святополка и Болеслава. Эта церковь простояла вплоть до 1036 г., когда была заложена каменная София144. Следует подчеркнуть, что слова «in sante monasterio Sophiae» из сообщения Титмара указанный автор переводит не как обычно «в монастыре св. Софии», а «в святом соборе Софии»145. Такой перевод существенно меняет интерпретацию источника. Выходит, что встреча Святополка и Болеслава происходила не в монастыре, а в церкви, которая, следовательно, уже была восстановлена и освящена. Но из контекста сообщения Титмара этого совсем не следует. Наоборот, его информатор видел в монастыре руины сгоревшей церкви или какое-то строительство. Только в этом случае было уместным говорить о прошлогоднем пожаре. Если бы церковь ко времени встречи уже была восстановлена, то рассказ о пожаре вряд ли мог запомниться очевидцу события, из уст которого Титмар узнал о подробностях встречи в Киеве. Встреча войска Святополка и Болеслава происходила в резиденции киевского митрополита — монастыре св. Софии (по терминологии Титмара), кафедральная одноименная церковь которого перед тем сгорела. Какое-то строительство, возможно, закладка в 1017 г. каменной Софии, заметно было в монастыре во время этого события. Закладка каменной Софии, несомненно, происходила в «монастыре св. Софии», или русской митрополии, и именно на том самом месте, где до наших дней стоит Софийский собор. Во времена Титмара монастырь св. Софии, следовательно, был укрепленным загородным монастырем, распо-

ложенным на «поле вне града». Это еще одна из причин, по которой следует отдать предпочтение переводу «в монастыре св. Софии», а не «в святом соборе Софии». В последнем случае выходит, что деревянная София одиноко стояла на «поле вне града», с чем никак нельзя согласиться146.

Чтение и понимание слова «монастырь» в сообщении Титмара как укрепленной киевской митрополии подтверждается и археологическими раскопками. М. К. Каргер во время раскопок на территории нынешнего Софийского заповедника обнаружил фундаменты мощных каменных стен, окружавших митрополию и сооруженных, по его мнению, одновременно с Софийским собором147. Назначение этих стен, которые исследователь квалифицировал как «мощные крепостные», совсем не понятно в свете поздней даты постройки Софийского собора, когда митрополия оказалась уже внутри города Ярослава. Если же принять дату заложения собора в 1017 г., а местом его считать «монастырь св. Софии», находившийся на «поле вне града», тогда укрепление монастыря мощными каменными стенами было обязательным условием его существования.

Местонахождение указанного «монастыря св. Софии» объясняет, почему встреча Святополка и Болеслава происходила не у городских ворот, как можно было бы ожидать, а в монастыре — митрополии. Войско Святополка и Болеслава, приближаясь к Киеву с юга, прежде чем попасть в город, должно было проследовать по известному нам «полю вне града» мимо «монастыря св. Софии», находившегося на пути прямо против городских (Софийских) ворот. Естественно поэтому, что здесь, в резиденции киевского митрополита, являвшегося ввиду отсутствия князя представителем верховной власти, и была устроена встреча победителям. Надо полагать, что одной из причин расширения пределов Киева было стремление Ярослава защитить городскими укреплениями и митрополию, которая в результате строительства оказалась в центре нового города.

Итак, на основании сказанного можно сделать следующие обобщающие выводы. Одни летописные источники из-за содержащихся в них противоречий не дают возможности сделать более или менее убедительные выводы о времени постройки Софийского собора. Более достоверные сведения содержатся в «Слове» Илариона. Сравнение им Давида, задумавшего Иерусалимский храм, с Владимиром, и Соломона, построившего этот храм, с Ярославом было правильно истолковано Д. В. Айналовым как указание на то, что каменная София была задумана Владимиром, а свершена Ярославом.

Из важного сообщении Титмара Мерзебургского становится понятным, что киевская митрополия до сооружения Ярославом Мудрым «града великого» находилась за городом. В ней на месте сгоревшей деревянной церкви Софии в 1017 г. был заложен каменный кафедральный собор, сохранившийся до наших дней. Постройка его, видимо, была окончена в 1037 г., в связи с чем к этому году в летописи отнесена похвала строительной и просветительной деятельности Ярослава148.

Несмотря на то, что на основании рассмотренных материалов можно сделать довольно обоснованные выводы о времени и месте строительства Софийского собора, считаем, однако, что вопрос этот не может быть окончательно разрешен только с помощью обычных письменных источников. Необходимы дополнительные данные, которые можно получить на основании архитектурно-археологического и искусствоведческого изучения памятника. Особенно любопытно было бы провести археологические раскопки внутри собора (в его центральной части) с целью попытаться обнаружить следы пожарища деревянной Софии, сгоревшей в 1017 г.149

Важное значение для решения вопроса о времени постройки Софийского собора имеют обнаруженные в нём граффити, особенно те, которые содержат прямые даты или точно датируются по косвенным признакам. Подобные граффити с успехом могут быть использованы как для уточнения датировки здания в целом, так и для установления времени разных пристроек. Рассмотрим теперь, в пользу какой даты постройки собора — ранней или поздней — свидетельствуют обнаруженные в нем граффити. Из всех софийских граффити для указанной цели можно использовать следующие надписи: 1042 г. (№ 1), 1052 г. (№ 3), 1054 г. (№ 8), а также запись «Спаси, господи, кагана нашего» (№ 13). Важна для рассматриваемого вопроса фрагментарная надпись из центрального нефа собора: «... Всеволода роди...» (№ 99)150 и особенно дата при греческой надписи из апсиды Георгиевского придела (№ 2). Граффито № 99 датируется 1030 г., о чем, правда, с уверенностью говорить трудно из-за повреждений, а № 2, несомненно, 1032 г. Что касается надписи № 99, то палеография ее близка надписи 1054 г., а очевидная связь с расположенной рядом надписью о смерти Андрея-Всеволода Ярославича позволяет предположить, что она сделана или* в самом 1030 г.— году рождения Всеволода, или дописана после того, как была выцарапана запись о «раке»-саркофаге Всеволода. Расположение обеих надписей рядом, как кажется, можно объяснить следующим образом. Во время рождения у Ярослава сына Всеволода в 1030 г. или где-то близко около этого года в центральном нефе собора на «княжеском» столбе была сделана соответствующая запись. Благодаря написанию ее на видном месте она была хорошо известна посетителям собора. Поэтому, когда в 1093 г. Всеволод умер, запись о его погребении в «раке», естественно, была сделана рядом с надписью о рождении. Едва ли запись о рождении Всеволода была приписана после его смерти к записи о его погребении. Этому противоречит чрезвычайно архаичная палеография первой записи.

Дата надписи 1032 г. подробно рассматривалась нами в разделе хронологии (см. стр. 198—201), в результате чего мы пришли к выводу, что число 1Д ( = 14), стоящее в дате после десятков М (=40), следует считать индиктом ультрамартовского 1032 г. Подобное чтение этой даты в сочетании со сравнительно хорошей ее сохранностью делает ее особенно важной для разбираемого вопроса.