ПЕРВОЕ ЗЕРНО (продолжение)

3*

35

лось и в Закавказье. Таким образом, ближайшими центрами самого раннего земледелия для территорий По-днепровья были Закавказье и Балканы. Возникает вопрос: каким именно путем проникло первое зерно ячменя на территорию киевского Поднепровья — через Кавказ или Балканы? На основе анализа видового состава культурных. злаков, которые высевали неолитические и энеолитические земледельцы, можно сделать бесспорный вывод о том, что первые злаки в Поднепровье попали через Балканы. Об этом свидетельствует почти полная тождественность видов пшеницы и ячменя, которые обнаружены на неолитических стоянках Балкан, Поду-навья, Прикарпатья и Правобережья Украины, в частности, в упомянутых выше культурах — буго-днестров-ской, дунайской и трипольской. Отсюда культура ячменя могла попасть и к носителям днепро-донецкой культуры киевского Поднепровья — прежде всего от трипольцев, с которыми днепро-донецкие племена были соседями длительное время. Свидетельством их контактов являются найденные на поздних неолитических стоянках Киева трипольские керамические импорты.

Таким образом, земледелие на Украине было полностью позаимствовано от более южных племен Старого света, где уровень развития культуры на то время был заметно выше, чем здесь, и где были для этого необходимые условия: значительная плотность населения на отдельных территориях, что приводит к кризису охотническо-рыболовецкого хозяйства, и распространение диких видов злаков, пригодных для культурного выращивания. В условиях недостатка продуктов питание люди начали искусственное выращивание культурных злаков.

Несколько иными были пути появления у населения Поднепровья скотоводства — этого второго не менее важного звена неолитической революции. В отличие от злаков, дикие виды которых, как мы говорили, на Украине не известны, предки многих домашних животных испокон веков водились в приднепровских лесах. Мы уже упоминали, что еще в мезолитическое время у населения киевского Поднепровья появилось первое домашнее животное — собака, дикие предки которой — волк и шакал — водились в Европе и Азии. Много водилось в Поднепровье также диких предков крупного рогатого скота и свиней. В долине Днепра, как на Украине во

обще, мы, однако, не находили диких предков овцы и козы. В диком состоянии это горные животные — безо-аров козел, муфлон, уриал — с гор Кавказа, Загра на западе Ирана и т. д. Из крупных сельскохозяйственных животных мы не упомянули еще лишь коня. Дикие его предки, несомненно, водились в степях Восточной Европы, но приручение животного было осуществлено несколько позднее — в медном веке, примерно на рубеже III тыс. до н. э.

Нарисованная картина географии расселения диких предков современных сельскохозяйственных животных наложила значительный отпечаток на условия и время их приручения. Первые домашние животные, как и культурные злаки, появились у неолитического населения стран Древнего Востока — на западе Ирана, в Палестине, Сирии. Еще в IX—VIII тыс. до н. э. начался здесь процесс одомашнения овцы и козы. Вначале домашней стала овца, затем коза. Бык и свинья в странах Древнего Востока были одомашнены значительно позднее — в VII—VI тыс. до н. э.

В Поднепровье первые домашние животные появились позже, чем в странах Древнего Востока, и последовательность их приручения здесь была иной. Вначале были приручены представители местной дикой фауны, пригодные к одомашнению,— свинья и бык, и лишь потом появились овца и коза (последние уже, очевидно, в одомашненном состоянии). В то время как следы одомашнения свиньи и быка на некоторых территориях Украины (Крым, Причерноморье) относятся еще к позднему мезолиту, овца и коза появляются здесь только в неолите, и то лишь в культурах западных областей, в частности дунайской.

Вообще, у неолитического населения территории современного Киева, как и киевского Поднепровья в целом, новые формы воспроизводящего хозяйства — земледелие и скотоводство — лишь зарождались. Здесь на протяжении всей неолитической эпохи еще были, очевидно, достаточно благоприятные условия для охоты, собирательства и рыболовства, которые в достаточной степени обеспечивали население продуктами питания. Несколько позднее, в медном веке, земледелие и скотоводство становятся ведущей формой экономического развития населения всего Поднепровья.

Погребений неолитической эпохи на территории Кие

37

ва и в киевском Поднепровье, по которым можно было бы изучать антропологический состав населения, пока еще не обнаружено. Но установление факта принадлежности этих племен к днепро-донецкой культуре позволяет утверждать, что здесь был распространен тот же антропологический тип, который мы хорошо знаем для более южных территорий долины Днепра — Черкас-щины и Иадпорожья, где исследовано более 20 неолитических могильников (среди них есть достаточно большие). По мнению антропологов, это были высокорослые, коренастые люди. Г. Ф. Дебец установил, что средний их рост составлял около 170 см, а средняя масса тела — более 75 кг. От других людей Украины того времени, в частности носителей дунайской культуры, люди Подне-провья отличались рядом признаков: были более широколицыми и, очевидно, имели значительно более светлую пигментацию кожи и волос. В целом это население принадлежало к так называемой позднекроманьонской протоевропейской расе.

Довольно хорошо изучен у этих племен Подне-провья погребальный обряд и некоторые черты верований. Умерших люди днепро-донецкой культуры хоронили в коллективных родовых усыпальницах, которые часто представляли собой одну большую яму. В отдельных случаях в таких усыпальницах, которые сверху имели, очевидно, какое-то перекрытие в виде шалаша, помещалось по нескольку десятков умерших. Их клали рядами на спине в вытянутом положении и засыпали порошком красной охры, что символизировало, по тогдашним верованиям, огонь, тепло, домашний очаг и т. д. Когда усыпальница переполнялась, кости давно умерших вместе с охрой выносили и прикапывали где-то поблизости. А черепа сохраняли и складывали под стенкой усыпальницы, очевидно, с целью воздання им почестей. Для «очищения» усыпальницы перед внесением в нее умершего иногда зажигали огонь.

В ранних могильниках находок при погребенных мало, но позже здесь встречается уже значительное количество орудий труда — каменных ножей, скребков, топоров, наконечников стрел и т. д. Но особенно много украшений, изготовленных из эмали клыка кабана, зубов оленя, рыб и т. д. Обычая ставить сосуд с едой и питьем, который возник позднее, у днепровско-донецких племен Поднепровья еще не было.

38

Карта распространения индо-европейских и финно-угорских языков в III тыс. до н. э. в Восточной Европе (по В. Георгиеву и Д. В. Бубриху) в сопоставлении с археологическими культурами того же времени:

I — прибалтийские культуры Эртебелле и воронковидиоЛ посуды, 2 — культуры гребенчатой н грсбенчато-накольчатой керамики, 3 — земледельческие культуры расписной керамики, 4 — степные скотоводческие культуры, В — культуры лесных охотников с ямочно-гребеиматой керамикой.

В заключение рассмотрения памятников неолитической эпохи на территории современного Киева, который датируются, как мы говорили, IV—III тыс. до н. э., следует остановиться еще на одном довольно интересном обстоятельстве, которое вытекает из попытки сопоставления археологических и лингвистических данных.

99

Лингвистами установлен факт существования на территории Центральной и Восточной Европы, начиная с древнейших времен, нескольких лингвистических групп населения — балто-славянской, финно-угорской, индоиранской, германской, мезо-дакийской и других.

Известный болгарский лингвист В. Георгиев рисует карту расселения этих групп в V—III тыс. до н. э., которая в некоторой степени коррелируется с картами того же времени, составленными по археологическим данным. Так, например, если сопоставить эти две карты, то район распространения балто-славянской лингвистической общности в значительной степени совпадает с территорией (Поднепровье, Понеманье, Восточная Прибалтика), которая в неолите была заселена племенами с так называемой гребенчатой и гребенча-то-накольчатой керамикой — днепро-донецкой, неманской и нарвской культур. Определенное совпадение в размещении лингвистических и археологических культур эпохи неолита — меди отмечается и для других окружающих территорий. Например, в лесной зоне Восточной Европы, по данным лингвистов, в IV—III тыс. до н. э. была распространена финно-угорская общность, а на археологической карте здесь в это время значатся многочисленные поселения упомянутых уже выше лесных охотников с ямочно-гребенчатой керамикой. Достаточно хорошо совпадает и район распространения индо-иранской общности с территорией среднестоговской и ямной культур медного века в степной зоне Восточной Европы. То же самое можно сказать и о соотношении района распространения прагерманских племен в Ютландии и южной Прибалтике с территориями, где в IV—III тыс. до н. э. были распространены культуры Эртебелле и воронковидной посуды. В области Нижнего Подунавья на территории мезо-дакийских племен известны неолитические и энеолитические культуры с линейно-ленточной и расписной керамикой.

Все сказанное позволяет сделать предположение, что между носителями днепро-донецкой культуры и других культур с гребенчатой и гребенчато-накольчатой керамикой и расположенной на той же территории и в то же время (IV—III тыс. до н. э.) прабалто-славянской общностью существует определенная связь. На наш взгляд, носители днепро-донецкой культуры вместе С племенами других родственных культур киевского По-

днепровья, Поприпятья, Попеманья, безусловно, могли принять участие в образовании в IV—III тыс. до н. э. прабалто-славянской общности. Этот вывод вытекает, однако, не только из указанного территориального и хронологического совпадения данных археологии и лингвистики. Расположение прабалто-славянской общности в окружении финно-угорской, индо-иранской, мезо-да-кийской и германской групп находит обоснование в изучении языковых связей, в частности лексических заимствований, которые своими корнями уходят в глубокую древность (в том числе эпоху неолита). Контакты пра-балто-славян с носителями культур ямочно-гребенчатой керамики, среднестоговской, трипольской, воронковидной посуды и т. д., то есть таких, которые соответствуют району расселения финно-угров, индо-иранцев, мезо-да-кийцев и германцев в III тыс. до н. э., несомненны. И, наоборот, археологически пока еще не обнаружены контакты между культурами ямочно-гребенчатой керамики лесной зоны и расписной керамики Прикарпатья и Правобережья Украины или между культурой воронковидной посуды севера Центральной Европы и среднестоговской или ямной степной зоны Украины. Нет между их носителями и лингвистических заимствований IV— III тыс. до н. э.

Отсутствие таких контактов между названными здесь лингвистическими общностями и соответствующими им археологическими культурами или их группами, безусловно, может свидетельствовать лишь о наличии какого-то серьезного лингвистически-археологического барьера, каким, мы полагаем, были племена культур гре-бенчато-накольчатой керамики, в которых начала складываться прабалто-славянская лингвистическая общность.

Для иллюстрации сказанного о наличии связи между прабалто-славянской общностью III тыс. до н. э. и археологическими культурами эпохи неолита — меди киевского Поднепровья и более северо-западных территорий мы приводим сопоставление лингвистической и археологической карт.

Следует отметить, что позже — в эпоху бронзы и раннего железного века, когда значительно увеличивается подвижность населения, смешение разных лингвистических групп и дробление археологических культур, нарисованная нами для неолита —меди картина значи

41

тельно усложняется. Однако и относительно ЭПОХИ бронзы специалисты говорят, например, о культурах шнуровой керамики как о таких, в состав носителей которых входили германцы, балты и славяне. Тшинец-кую культуру более позднего времени многие специалисты считают уже праславянской.